|
Социологическая теория и методология исследований
|
9–52
|
Первая часть статьи посвящена изложению и обоснованию новой исследовательской программы, нацеленной на признание конститутивной роли эмоций, аффекта и их интенсивности в формировании культурных смыслов. Она противостоит широкой традиции, так или иначе сводящей культуру к информации, а культурные процессы — к кодированию, передаче и обработке этой информации. Выдвигается предположение, что эта «кибернетическая» парадигма культуры связана с явным или скрытым доминированием вычислительной модели познания в социологии. Благодаря прогрессу нейронауки и его теоретическому осмыслению, уже приведшим к серии когнитивных поворотов в ряде дисциплин, эта модель сегодня уже не может считаться адекватной. Наметившийся переход к распределенным моделям познания требует пересмотра и уточнения понятия культуры, связанного с ее «вертикальным» измерением, формируемым эмоциями и их интенсивностью. Предлагаемая программа исходит из того, что вместо того, чтобы рассматривать эмоции как «усилитель» уже готовых культурных смыслов или «топливо» культурных и социальных процессов, необходимо видеть их как ингредиент эмерджентного синтеза, в котором рождается культура. В первой части статьи производится историко-социологическая реконструкция теорий, различающих эмоциональное измерение культуры как составной элемент социальности, в противоположность широкому спектру хорошо разработанных подходов, описывающих социальные и культурные факторы и последствия эмоций как особого феномена психической жизни человека, составляющих корпус субдисциплины социологии эмоций. На основе этой реконструкции и в контексте дебатов о когнитивном повороте в социологии производится попытка построения дюркгеймианской теории катектических механизмов культуры, в основании которой лежит реинтерпретация фрейдовского понятия «катексис». Сформулированы основные принципы и импликации социологической теории катексиса. Вторая часть статьи будет посвящена изложению основ позитивной программы катектических механизмов культуры. |
|
53–74
|
Бум постколониального и деколониального нарратива, переживаемый сегодня в постсоветских странах, резко контрастирует с отторжением этого нарратива российским академическим и социокультурным мейнстримом. В статье анализируются возможности и границы концептуальной рамки постколониализма; реконструируются аргументы исследователей, скептически воспринявших данную рамку. Автор разводит «постколониализм» как исследовательскую стратегию и «деколониализм» («деколониальную мысль») как форму активизма. По мнению автора, парадигма постколониальных исследований, несмотря на присущие ей теоретические дефициты, заключает в себе серьезный аналитический потенциал, тогда как деколониализм представляет собой внутренне противоречивую идеологическую программу. Кроме того, в статье проводится различие между постколониализмом как ситуацией и постколониальностью как рефлексией на эту ситуацию. Постколониальность возможна без колониализма. Она обозначает осмысление и переосмысление определенного исторического опыта, независимо от того, квалифицируется ли прошлое состояние как колониальное. |
|
75–94
|
В фокусе статьи находятся две модели политико-государственных образований — либерально-демократическая и советско-китайская. Использование концепции решения Никласа Лумана при анализе их системных оснований открывает новую перспективу как на эти модели, так и на современный политический процесс. Был предложен краткий обзор дискуссии по теме принятия решений в организациях и обоснована эвристическая ценность концепции решения, развитой Никласом Луманом. Решение понимается им как функция и элемент организации или организационных систем. Организация непрерывно принимает решения, но ни одно из них не решает проблему, поскольку в его основе находится парадокс: решать можно только те вопросы, которые принципиально неразрешимы. Вместе с тем каждое новое решение не только является ответом на вызовы окружающего мира, но контингентным образом определяется серией предшествующих решений. Поэтому можно говорить о том, что в основе процесса принятия решений лежит конституирующий организацию парадокс, который определяет ее специфику и идентичность. В статье демонстрируется, что в основе либерально-демократической модели лежит парадокс политики и администрации. В основе советско-китайской — партии и государства. |
Schmittiana
|
96–124
|
Дебаты о природе конституционных прав, закрепленных в Основном законе, разразились в послевоенной Германии в конце 50-х — начале 60-х годов XX века, будучи спровоцированы в том числе решением Федерального конституционного суда Германии по «делу Люта». В своем решении Суд впервые со всей ясностью сформулировал позицию, согласно которой основные права являются объективной системой ценностей, распространяющей юридическую силу во все отрасли права, в том числе в частное право. Хотя обращение суда к философии ценностей может быть объяснено общей на тот момент тенденцией к отказу от юспозитивизма, теоретико-правовой исток его позиции обнаруживается в конституционных дебатах довоенного времени, в частности, в работах Р. Сменда. Экспансия философии ценностей в область юстиции вызвала критику Э. Форстхоффа и его учителя К. Шмитта. Форстхофф атаковал «ценностное» толкование ФКС Германии с позиций конституционного права, указывая, что в своих следствиях такое толкование ведет к разрушению юридического метода и правового государства. Шмитт же практически полностью опустил юридические аргументы и сосредоточился на критике самой философии ценностей. Он утверждал, что принятие ценностного толкования конституционной юстицией означает прямое применение ценностей, которое разрушает правопорядок. Оба они, пусть и различными способами, призывали к возврату к ситуации классического правового государства с центральной ролью законодателя и формальной легальности. Это тем более парадоксально, что концептуальный аппарат, который они использовали в своей критике «ценностного» правосудия, ранее был сформулирован Шмиттом в контексте критики классического правового государства и его системы формальной легальности. Наряду с иным объяснение этому парадоксу может быть найдено в конституционной ситуации поствоенной Германии. |
|
125–146
|
Эссе К. Шмитта «Тирания ценностей» позволяет прояснить генеалогию и последствия ценностного поворота в правосудии. В первом разделе статьи даются пояснения относительно различий между традиционным судебным методом, оперирующим нормами, и способами обращения судей с ценностями. Отмечается, что методы работы судей с ценностями зачастую герметичны и иррациональны. Во втором разделе обосновывается, что, несмотря на обращение Шмитта к неокантианской объективистской философии ценностей, основным объектом его критики была метафизика ценностей Ф. Ницше, в анализе которой он следует М. Хайдеггеру. Шмитт отмечает такое свойство ценностей, как их субъективная значимость, а также взаимосвязанные пунктуализм и перспективизм ценностного мышления, обусловливающие его агрессивность. Он опускает указание на связь полагания ценностей с ницшеанским концептом воли к власти, однако предположение такой связи необходимо для объяснения агрессивности логики ценностей и условий их ранжирования. В третьем разделе для демонстрации актуальности критики Шмиттом философии ценностей приводится несколько кейсов из практики Европейского суда по правам человека. Показывается, что Суд определяет ценность акта поведения не путем его соотнесения с юридически действительными нормами, а волюнтаристски — в зависимости от степени соответствия акта поведения предмету его собственных этических устремлений, дискредитируя оппозиционные ценности (не-ценности) и их носителей. Именно такой способ судебного разрешения дел Шмитт называл террором неопосредованного нормами, автоматического осуществления ценностей. В заключение отмечается, что эссе Шмитта с разной степенью очевидности указывает на три последствия ценностного поворота в правосудии — методологическое, политико-институциональное, этическое. |
|
147–171
|
Статья развивает дискуссию, инициированную профессором С. И. Каспэ как автором работы «“Любовь во время войны”. Против автономии политического» (Каспэ, 2023). В тексте формулируется предполагаемый ответ Карла Шмитта на предложение С. И. Каспэ деавтономизирововать политическое путем создания возможности для частичного подчинения политических отношений христианской заповеди, указывающей на необходимость любви к врагам (Мф. 5:44). Отмечается, что, согласно Шмитту, данное предписание актуально лишь для частной вражды, представляющей собой иной континуум по отношению к реализующей политический антагонизм публичной вражде. Любовь, обращенная к частному врагу, вполне приемлема для Шмитта. В условиях внешней напряженности она может способствовать временному забвению межличностных конфликтов, укрепляя политическое единство, что полностью соответствует логике шмиттовского учения. Обращение Карла Шмитта к платоновскому описанию stasis как к иллюстрации частной вражды анализируется на предмет возможных противоречий. Утверждается, что ни одна из форм stasis (гражданская война, мятеж) не обнаруживает конфронтации с inimicus — частным врагом. Ставится вопрос о допустимости любви в устанавливаемых Шмиттом условиях полноценной внешней войны как апогее политической вражды. Ответ учитывает особенности различных форм войны. Ряд современных военных тенденций рассматривается в качестве условий, существенно сужающих пространство для любви. |
Политическая социология
|
172–195
|
Данная статья изучает взаимосвязь электоральной поддержки «партии власти» и православной религиозности на федеральных выборах в 2011‒2021 годах. Основной предлагаемый аргумент заключается в обнаружении регионального кластера — «православного пояса», который состоит из регионов в основном Центральной России, частично Поволжья и Юга России. Данная статья показывает, что это не случайность, а новый тренд в электоральной географии России, который уже наблюдается в течение последних десяти лет. Регионы данного кластера отличаются повышенной православной религиозностью, социальным консерватизмом и лояльностью «партии власти». Используя теорию десекуляризации Питера Бергера, мы связываем воедино церковно-государственные отношения и электоральное поведение верующих. Основные гипотезы тестируются как на данных регионального, так и индивидуального уровня, с использованием широкого набора статистических методов, включая Т-тесты, панельную регрессию, множественную многоуровневую регрессию. Анализ демонстрирует, что выявленная связь между православной религиозностью и провластным электоральным поведением выявляется не только на индивидуальном, но и на региональном уровне. При этом показывается, что электоральная лояльность власти определяется в том числе и социальным консерватизмом, что позволяет сделать вывод о значимости не столько технологий манипулирования, сколько ценностных установок избирателей. Важным выводом является повышение роли регионов великорусского «ядра» в определении итогов федеральных выборов. |
|
196–218
|
Политическое доверие занимает центральное место в изучении политических режимов. Оно является одним из наиболее важных показателей политической легитимности и стабильности, указывая на степень поддержки государства (правительства или партии) народом. В статье проводится исследование количественных показателей влияния социально-психологических, гражданских, институциональных и информационных факторов на политическое доверие. Целью этого исследования было внести вклад в понимание детерминант доверия к правительству. Анализ основан на данных социологического опроса 7-й волны исследований Всемирного обзора ценностей (2017–2022 гг.). Используя набор данных по России, автор оценил влияние межличностного и обобщенного доверия, участия в работе некоммерческих неправительственных организаций, восприятия гражданами своего материального положения, безопасности и коррупции, просмотра ТВ новостей на доверие к правительству. Данное исследование показало, что более высокий уровень межличностного и социального доверия оказывает положительное влияние на политическое доверие. Выдвигается и подтверждается гипотеза о положительном влиянии просмотра политических ТВ программ на доверие к правительству. Статья дополняет существующие эмпирические исследования институционального доверия, а также адаптирует известные теории, объясняющие происхождение доверия, к российской политической реальности. |
Социологическая классика
|
219–236
|
История социологии как область знания, особенно в англоязычной ее части, долгое время пребывала в плену собственноручно созданного мифа о наличии некоего канона «классической теории», связанного с эпохой европейской модерности. Однако с самого начала социология существовала в мире империй, и расширения канона за счет гендерных, расовых или иных глобальных сюжетов недостаточно для изменения его сути. Важные разделы социального знания, такие как исследования социальных движений и «коренные знания» (indigenous knowledges), все еще остаются вне каноничных рамок. Поворот к деколониальным исследованиям или изучению Глобального Юга, наблюдаемый в настоящее время в социальных науках, открывает новые подходы к истории социологического знания, которые, в свою очередь, могут привести к более точным представлениям о коллективном производстве знания, а также расширить возможности, пусть порой и неравноправного, но все-таки взаимодействия ученых из разных дисциплин. Это в итоге может стать началом появления более эффективной и ангажированной социологии. |
Обзоры
Сантьяго Техедор
,
Фернанда Туса
,
Лаура Черви
,
Марта Порталес
,
Маргарита Заботина
Отображение и политизация пандемии COVID-19 на первых полосах ежедневных газет России, Италии, Великобритании, Испании, Франции, Португалии, Германии и США
|
237–262
|
Влияние пандемии COVID-19 распространилось и на средства массовой информации, которые вынуждены прилагать дополнительные усилия для освещения ситуации глобального вируса. В период карантина произошел рост информационного потребления, обусловленный заинтересованностью и обеспокоенностью граждан по поводу характеристик и опасности коронавируса. Несмотря на то что социальные сети занимают первое место среди интернет-платформ, к которым, согласно многочисленным исследованиям, чаще всего обращаются граждане, пользователи склонны полагать, что традиционные газеты и журналы демонстрируют «благие намерения» в противоположность «недобрым замыслам» электронных СМИ и сайтов. Принимая во внимание данное обстоятельство, настоящее исследование строится на анализе первых полос бумажных версий ежедневных газет, которые выступают ключевым элементом, синтезирующим и выстраивающим иерархию информационных материалов, а также непосредственно связаны с цифровой версией конкретного СМИ. В статье представлен компаративный анализ первых полос ежедневных газет восьми стран (Италия, Великобритания, Испания, Франция, Португалия, США, Россия и Германия), в рамках которого оценивались следующие аспекты: количество новостных единиц, посвященных коронавирусу, типы текста, типология источников информации, персонажи новостей, использование цвета, наличие и специфика фотографий, а также расположение новостных единиц на странице. В ходе исследования были изучены 288 главных страниц из 16 ежедневных газет (по 2 для каждой страны) с 1478 новостными единицами, из которых 710 по жанру являются новостями, и 94 592 — параметрами данных при использовании смешанного метода прямого наблюдения и гемерографического анализа. Было зафиксировано незначительное присутствие в новостных единицах заглавной страницы заболевших и врачей, преобладание информативных жанров (кратких и ёмких), политики представлены как главные действующие лица, что тем самым указывает на высокий уровень политизации глобального кризиса. В заключение отметим, что визуальный материал ежедневных газет был призван повышать уровень гуманизации через эмоциональное изображение событий. |
|
263–286
|
Цель настоящей статьи — проанализировать биткойн как особую систему взаимозависимости между человеком и машиной и соотнести ее с распространением технологий искусственного интеллекта (ИИ) и развитием искусственной социальности. В первой части статьи авторы дают краткую историческую характеристику биткойна, после чего переходят к тем проблемам, которые его появление ставит перед социальными науками: Является ли биткойн деньгами? Как проект биткойна связан с идеями экономической теории? Чем определяется стоимость биткойна? Каковы условия доверия биткойну? Наконец, что происходит, когда проект биткойна становится реальностью? Во второй части статьи авторы соотносят существование биткойна с распространением технологий искусственного интеллекта (ИИ) в качестве активных посредников и участников взаимодействий между людьми. Выделяются сходства и различия между проектом ИИ и проектом биткойна, обсуждается вопрос, может ли биткойн выступать в качестве «искусственных денег» для ИИ, характеризуется понятие взаимозависимости «человек-машина». В заключение авторы формулируют определение и предлагают рассматривать биткойн как особую систему взаимозависимости «человек-машина», которая была задумана в виде альтернативы денег, но в реальности предстающую как дополнение существующему экономическому порядку. |
|
287–317
|
Более сорока лет назад голландский социолог Герт Хофстеде предложил популярную модель национальной культуры, до сих пор широко используемую в различных социально-научных дисциплинах. Вместе с тем за прошедшие годы стало очевидным, что эта модель имеет серьезные недостатки и требует всестороннего пересмотра. В настоящей статье описывается исходная концепция Хофстеде и основные связанные с ней проблемы, а также дается обзор наиболее важных ее уточнений, которые в итоге привели к появлению новой, более простой и в то же время лучше подтверждаемой данными модели Минкова‒Хофстеде. Последняя позволяет объяснить межстрановые различия по таким индикаторам развития, как коррупция, гендерное равенство, смертность на дорогах и на производстве, образовательные достижения, насильственная преступность, подростковая рождаемость, преобладающая структура семьи, уровень инновационной активности и многие другие. Все эти страновые характеристики тесно связаны с культурными измерениями модели Минкова‒Хофстеде. Это свидетельствует о том, что субъективная культура (что люди думают) отражается в объективной культуре (что люди делают). Более того, модель Минкова‒Хофстеде может применяться для объяснения не только межстрановых, но и внутристрановых культурных различий (например, между штатами США или регионами России). |
Социологическое образование
|
318–334
|
Макроисторические изменения практик и структур организованного насилия (далее — силовых) имеют свои закономерности, требующие теоретического анализа. Показано, что неуклонные рост и развитие этих структур определены главными трендами социальной эволюции: демографическим ростом, расширением и усложнением политий, развитием технологий и оружия. Рассмотрены внутренние механизмы как цикличности, так и направленности, необратимости этих изменений. Практики организованного насилия существенно менялись, причем многие неприемлемые сегодня были в свое время обычными, общественно одобряемыми и даже обязательными. Сформулированы гипотетические принципы складывания, распространения и прекращения таких практик, что всегда связано с характером и итогами политической борьбы, а также со сменой мировоззрений, прежде всего моральных, социальных и политических ценностей, соответствующих нормативных принципов. Неизбежные издержки роста силовых структур определяются прежде всего возможностью обретения их лидерами политической субъектности, претензиями на власть, что чревато заговорами, мятежами и подобными явлениями, подрывающими социальную и политическую стабильность. Эти издержки порождают заботы правителей и элит по контролю над силовыми структурами. Описаны в качестве «идеальных типов» три формы такого контроля: патримониально-харизматический контроль, основанный на эмоциональной приверженности правителю, конфликтно-репрессивный контроль со стратегиями типа «разделяй и властвуй» и бюрократический контроль, предполагающий подчиненность формальным правилам. Последний тип включает две версии: с опорой на принцип власти и на принцип права. Рассмотрены социальные и ментальные основы, поддерживающие верховенство права в институтах, организациях государственного насилия. |
Размышления над книгой
|
335–349
|
Объектом анализа в предлагаемой статье стала недавно вышедшая третья часть трилогии О. А. Жуковой, посвященной русской культуре, русской философии и философии русской культуры. Эта книга, как и предыдущие части трилогии, содержит обширный, в немалой степени неизвестный материал об исследуемой области. Ее достоинство, помимо богатства содержащегося в ней фактического материала, еще и в том, что она заставляет читателя проникнуться интересом к рассматриваемым сюжетам, но в то же время и провоцирует на внутреннюю полемику с автором книги, порождает желание обсудить многие высказанные утверждения, возможно, вступить в дискуссию. Краеугольным камнем культурологической концепции Жуковой является тезис о принципиальной обусловленности всех процессов в развитии русской культуры и русской философии восточным христианством. В одних случаях — согласно этой концепции — эта обусловленность прямая и непосредственная, в других — косвенная, через диалектически противоречивое снятие. Автор статьи с указанным тезисом не всегда готов согласиться. Отдельным объектом обсуждения в статье становятся особенности полиграфии рассматриваемой книги. |
Рецензии
|
350–355
|
Рецензия на книгу: Тогоева О. И. (2022). Короли и ведьмы: Колдовство в политической культуре Западной Европы XII-XVII вв. М.-СПб.: Центр гуманитарных инициатив. — 328 с. ISBN 978-5-98712-334-8 |
|
356–367
|
Рецензия на: Shildrick M. (2023). Visceral Prostheses: Somatechnics and Posthuman Embodiment. London, New York, New Delhi, Sydney: Bloomsbury Academic. — 272 p. ISBN 9781350176492 |
|
368–375
|
Рецензия на книгу: Сергеев С. М. (2023). Русское самовластие. Власть и ее границы: 1462-1917. М.: Яуза-каталог. — 576 с. ISBN: 978-5-00155-549-0 |
In memoriam
|