2020. т. 19. №2

Статья посвящена контексту появления доклада Макса Вебера на Международном конгрессе искусств и наук в Сент-Луисе в сентябре 1904 года, а также основным положениям, представленным в данном докладе. Рас-сматриваются взгляды Вебера на динамику общественных изменений, которые принимают форму сравнитель-но-исторической социологии европейского и американского модерна. В первой части статьи освещается предыстория поездки Макса Вебера и его супруги Марианны Вебер в США и ее наиболее значительные эпи-зоды. Вторая часть статьи посвящена рассмотрению основных положений доклада Вебера в Сент-Луисе. В третьей части исследуются наблюдения и выводы по поводу специфики различных сторон жизни американ-ского модерна, сделанные Вебером на основе его непосредственного знакомства с жизнью Соединенных Шта-тов. В заключении дается краткий анализ вклада, внесенного Максом Вебером в развитие представлений ис-торической социологии о характере и траекториях развития модерна на Западе.

Предлагаемый вниманию читателя перевод представляет собой текст доклада Макса Вебера «The Relations of the Rural Community to Other Branches of Social Science», прочитанного в Сент-Луисе (штат Миссури, США) в сентябре 1904 г. В нем Вебер рассматривает несколько сквозных тем, характерных для его понимания мо-дерна. Первая из них — самая узкая — связана с трансформацией аграрного строя в Германии и значением «аграрного вопроса» для исторических судеб немецкой нации в контексте различий между востоком, западом и югом страны. Вторая важная тема доклада — анализ общей динамики становления и развития модерна на европейском континенте в свете противостояния двух структурных начал, которые Вебер обозначает с помощью понятий «традиция» и «капитализм». Наконец, третья сквозная тема, затрагиваемая в докладе, сравнительный анализ европейского и американского модерна, который принимает у Вебера форму сравни-тельно-исторической социологии. Доклад публикуется в переводе на русский язык впервые.

В статье известного немецкого социального теоретика, вызвавшей в свое время бурные дебаты среди веберо-ведов, анализируется творчество Макса Вебера с точки зрения его тематической структуры и эвристического целеполагания. В первом разделе реконструируется генезис и содержание представления о «Хозяйстве и обществе» как главном произведении классика социологии, получившего широкое распространение среди исследователей еще начиная с Марианны Вебер. Вторая часть посвящена расколдовыванию как фундамен-тальному процессу в истории религии, обнаружение которого традиционно ассоциируется со знаменитой ве-беровской работой «Протестантская этика и дух капитализма». В третьей части анализируется широкое поня-тийное поле, использовавшееся Вебером для исследования западной рационализации. В четвертой критически разбирается восходящий к Р. Бендиксу тезис о западной рационализации как теме всей жизни для Вебера. В пятой предпринимается попытка точно определить место «Хозяйственной этики мировых религий» в общей структуре веберовского творчества. В шестой части процессы западной рационализации помещаются в общий контекст представлений классика о всемирной истории, понимаемой как поле напряжения между идеями и интересами. В заключительном разделе подчеркивается значимость «Собрания сочинений по социологии религии» и особенно «Хозяйственной этики мировых религий» как ядра всей социологии зрелого Вебера. Там же ставится вопрос о проблематичности для современной социологии многих веберовских представлений и при этом указывается на сохраняющуюся эвристическую значимость веберовского диагноза эпохи для ана-лиза актуальных проблем из всемирно-исторической перспективы.

В статье анализируются наиболее существенные свойства спора о Вебере, вызванного попытками «рекон-струкции» веберовского наследия в культурсоциологических и неолиберальных «парадигмах». Показывается, что веберовская теория господства вызывает имплицитное напряжение, ставящее под вопрос канонизацию Вебера в качестве «классика» институционализированной социологии. Культурсоциологической «реконструк-ции» веберовского наследия свойственно схоластическое метатеоретизирование на основе понятийных уни-версалий, что в корне противоречит основным положениям понимающей социологии Вебера как в предметном, так и в методологическом плане. «Парадигма» неолиберальной утопии разделилась на две по-зиции: первая игнорирует понимающую социологию Вебера в качестве научной дисциплины, вторая характе-ризуется попытками «дистиллировать» его наследие для нужд т. н. новой экономической социологии.

В статье приводится систематический обзор основных методологий глобального мониторинга и прогнозирования социально-политической дестабилизации. Проведен анализ корреляции между прогнозами дестабилизации, генерировавшимися данными системами, и актуально наблюдавшимися уровнями дестабилизации в соответствующих странах. Прогноз, построенный на допущении о том, что уровень дестабилизации в каждой данной стране в следующем году будет пропорционален актуальному уровню дестабилизации в этом году, оказывается во всех случаях обладающим большей прогностической силой, чем прогнозы на базе любого из рассмотренных нами индексов риска дестабилизации (по крайней мере, для всех случаев, когда соответствующие прогнозы были опубликованы). Вместе с тем показано, что до Арабской весны рассмотренные нами индексы все-таки выполняли некоторую полезную функцию, позволяя идентифицировать не столько страны с высоким риском дестабилизации, сколько с особо низкими рисками такого рода. Однако в 2010–2011 годах все индексы рисков дестабилизации дали серьезный сбой. Высокие значения индексов не только оказались не очень хорошими предикторами высокой степени актуальной дестабилизации в 2011 году, но и низкие значения индексов оказались плохими предикторами низкой степени актуальной дестабилизации. В итоге все индексы рисков дестабилизации в 2010–2011 годах продемонстрировали крайне низкие статистически незначимые кор-реляции между ожидаемыми и наблюдаемыми уровнями дестабилизации, что нельзя не связать с аномальной волной 2011 года, запущенной событиями Арабской весны. Как показано нами несколькими способами, после 2011 года предиктивная способность индексов до некоторой степени восстанавливается, вновь становится статистически значимой, но на уровень, предшествующий Арабской весне, так и не выходит. Это подтверждает выводы наших предыдущих работ о том, что Арабская весна в 2011 году выступила в качестве триггера глобального фазового перехода, в результате которого Мир-Система пришла в качественно новое состояние, в рамках которого стали наблюдаться новые закономерности, не учитываемые системами, разработанными до Арабской весны. Таким образом, существующие системы прогнозирования рисков социально-политической дестабилизации утратили последние «конкурентные преимущества» перед методом простой экстраполяции. Имеются основания предполагать, что пандемия коронавирусной инфекции COVID-19 может привести к дополнительному снижению прогностической способности рассмотренных нами индексов. Все это, конечно же, говорит о необходимости разработки нового поколения систем прогнозирования рисков социально-политической дестабилизации.

Статья посвящена социальной теории безусловного базового дохода (регулярная денежная выплата каждому человеку безотносительно к уровню его нуждаемости или занятости). В статье отмечается, что в России в последние три года стали активно обсуждать базовый доход. Преимущественно это касается экономистов. Автор ставит вопрос в контексте социальной теории, обращаясь к западному социально-теоретическому кон-тексту. В ситуации все более ускоряющихся изменений, влияющих на общество (от технологизации и автоматизации до сокращения социального времени), мир сталкивается с множеством глобальных вызовов. Таким вызовом является базовый доход. Называются причины актуализации темы всеобщего базового дохода в современных социально-теоретических дискуссиях последних десяти лет. Это автоматизация, трансформация экономики и, как следствие, изменение типов занятости, эксперименты по введению базового дохода в разных странах и главное — дискуссия о «бесполезности» многих профессий (Дэвид Грэбер) в рамках современного капитализма. Раскрывается понимание базового дохода его ключевыми сторонниками и теоретиками (Срничек, Уильямс, Ван Парайс, Вандерборхт, Форд, Грэбер, Стэндинг и т. д.), а также о то, что главной целью введения базового дохода чаще всего называется свобода. Доказывается, что на самом деле чаще всего речь идет об им-перативе свободы, не всегда проясненном содержательно. Однако как бы свобода ни понималась в трудах тео-ретиков базового дохода, в современных социально-экономических условиях она вряд ли будет реализована по причине того, что актуальный капитализм мутировал настолько, что теперь в качестве сырья использует не столько труд, сколько человеческий опыт как таковой. В этом контексте разговор об автоматизации является скорее мысленным экспериментом, и поэтому дискуссию следует переводить в другую плоскость. Но несмотря на то что, как считает автор, в реальности базовый доход не столько невозможен, сколько нежелателен, эта тема дает плодотворный материал для развития современной социальной теории.

Статья написана на материале исследования мест резидентной концентрации иноэтничных иностранных ми-грантов в российских городах. Исследование отталкивается от неопределенности в отношении того, склады-ваются ли такие места в России: существуют работы как поддерживающие эту точку зрения, так и опровергающие ее. На основании подхода, наследующего социальной экологии Чикагской школы социоло-гии, авторы фокусируются на местах наибольшей резидентной концентрации мигрантов в трех российских городах — Котельниках в Московской агломерации, Сортировке в Екатеринбурге и КрасТЭЦ в Красноярске — и исследуют их разнообразными полевыми и кабинетными методами с целью ответить на вопросы о том, что представляют собой такие места, как они сложились и какие процессы там происходят. Сравнивая эти места между собой, авторы предполагают за их возникновением и функционированием наличие особого паттерна и, отталкиваясь частью от прочих российских, частью — от зарубежных случаев, формулируют этот паттерн в виде гипотезы для последующей проверки. Согласно ей, российский паттерн резидентной концентрации мигрантов — это застройка вокруг крупных рынков, возникших на городской периферии, в которой в результате разнообразия социальных процессов произошла частичная смена населения, и значительную часть нового населения составили мигранты — работники рынков, но также их родственники и знакомые, работаю-щие в других частях города. Параллельно — на рынках и в прилегающей застройке стала возникать мигрант-ская инфраструктура, а сам район — восприниматься горожанами как этнический и мигрантский.

В статье представлены результаты исследования, целью которого являлось выявление сходств и различий в освоении женщинами-мигрантами из Таджикистана и Узбекистана городского пространства в стране исхода и в Санкт-Петербурге. Теоретико-методологические рамки исследования обусловливают необходимость ана-лиза повседневной жизни мигрантов на основе изучения степени их интеграции в принимающее сообщество, осмысления особенностей восприятия ими городского пространства Санкт-Петербурга. Участницами исследо-вания стали 28 легальных трудовых мигранток, анализ повседневных практик которых позволил отнести их к числу транснациональных мигрантов. В качестве эмпирических методов исследования выступили глубинные интервью в сочетании с методом ментальных карт. Гипотеза исследования заключалась в двух предположени-ях. Первое состояло в том, что жизнь мигрантов из Узбекистана и Таджикистана в Санкт Петербурге характе-ризуется набором транснациональных практик, свидетельствующих об их включенности в социальные связи как страны исхода, так и принимающего общества, при этом реальность их повседневной жизни определяется достаточно низкой степенью интеграции в принимающее общество. Согласно второму предположению, мен-тальные карты Санкт-Петербурга, которые смогут составить мигранты, будут менее детальными и разнообразными по сравнению с ментальными картами места проживания на их родине. Полученные ре-зультаты лишь частично подтвердили выдвинутые предположения и обусловили появление вопросов, которые доказывают необходимость проведения дальнейших исследований среди трудовых мигрантов: анализ повсе-дневной жизни на родине представительниц разных возрастных групп, социальных слоев и профессий, а также сравнение ментальных карт, составленных мужчинами и женщинами.

Статья посвящена проблеме восприятия К. Шмитта и его трудов в СССР. На работу Шмитта «Закон и приговор» 1912 г. обратили внимание еще в Российской империи, а уже в СССР в 1920–1940-е гг. советские читатели были ознакомлены с содержанием таких ключевых работ К. Шмитта, как «Политический роман-тизм», «Диктатура», «Духовно-историческое положение современного парламентаризма», «Политическая тео-логия», «Понятие политического», «Эпоха политизаций и нейтрализаций», «О трех видах юридического мыш-ления». Обсуждение этих работ было составной частью интеллектуальной жизни СССР в 1920–1940-е гг. При этом до 1933 г. советские теоретики права марксистской ориентации не только критиковали положения Шмит-та, но и соглашались с некоторыми из них в части отношения к буржуазному государству и праву. Так, поло-жительные ссылки на работы Шмитта можно найти у Н. И. Бухарина, П. И. Стучки, Ф. Д. Капелюша и И. Д. Ильинского. После 1933 г. работы Шмитта в СССР превращаются в объект жесткой критики, а сам он провозглашается ключевым фашистским теоретиком государства и права. При этом одним из главных крити-ков оказывается немецкий правовед-эмигрант К. Полак — будущий автор конституции ГДР. С конца 1940-х гг. сочинениям Шмитта из-за так называемой борьбы с «космополитизмом» и «низкопоклонством перед Западом» начинает уделяться все меньше внимания. В 1950–1970-х имя Шмитта фигурировало лишь в отдельных кри-тических высказываниях, а работы советских авторов 1920–1940-х гг. о Шмитте фактически попали в сферу забвения. Новая волна интереса к Шмитту начинается только со второй половины 1980-х гг., и ее можно рас-сматривать уже в контексте интеллектуальной истории современной России.

Вряд ли какое-либо иное государство привлекает сегодня больше внимания мировой общественности, чем Китай: ведутся бесконечные споры о его геополитическом статусе, социально-экономическом потенциале, демографических проблемах, экологических угрозах, политическом устройстве и т. д. Однако научный (и научно-популярный) дискурс сосредоточен на поиске ответа на вопрос, какой тип социальной системы сфор-мировался в Китае с точки зрения классической дилеммы «капитализм-социализм», и здесь не наблюдается единства номинаций применительно к прошлому или к новейшей истории. В статье предпринята попытка обозначить варианты дискурсивной репрезентации «китайского экономического чуда», реконструировав их на основе трех показательных в этом смысле работ, переведенных на русский язык в последние годы: Чжан Юя «Опыт китайских экономических реформ и их теоретическая значимость», Линь Ифу «Демистификация ки-тайской экономики» и Рональда Коуза и Нина Вана «Как Китай стал капиталистическим». В статье приведены основные аргументы каждой книги: хотя три интерпретации «китайского экономического чуда» различаются в том числе степенью политизированной восторженности и оптимизма, они созвучны в том, что рекомендуют развивающимся странам заимствовать китайский опыт реформирования и игнорируют ряд его серьезнейших проблем. Три рассматриваемые книги, по сути, репрезентируют три дискурса о «китайском экономическом чуде»: 1) идеологически-политизированный сценарий строительства особого варианта социализма «сверху», 2) экономически фундированный прогноз создания капиталистической экономики одновременно «сверху» и «снизу», 3) констатацию завершившегося перехода к капитализму преимущественно благодаря давлению «снизу» и вопреки запретам и антикапиталистической риторике «сверху». Такие противоречивые дискурсив-ные модели будут интересны читателю, который помнит споры об особенностях «российского капитализма» в 1990–2000-е годы, и социологам «классического типа» — исследующим исторические изменения для пони-мания нынешних социальных трансформаций.

Оттхайн Рамштедт был выдающимся социологом, отдавшим большую часть жизни и много сил изданию пол-ного собрания сочинений Георга Зиммеля. Когда в 1993 году, отмечая 75 лет со дня кончины классика, мы делали подборку его работ и посвященных ему статей, которая в конечном счете вышла в свет в 1994 году во втором номере «Социологического журнала», Рамштедт предоставил в наше распоряжение рукопись своей статьи, которую мы теперь размещаем в разделе «Социологическое образование». Она заслуживает новой публикации не просто в силу печального повода — в прошлом номере мы уже сообщили, что Рамштедт ушел из жизни, успев завершить свой огромный труд, — но и по соображениям вполне содержательным. Классиче-ская социология — это, возможно, завершенный проект, но все еще не полностью исчерпанный, не до конца оцененный ресурс. Статья Рамштедта позволяет увидеть, как много мы можем взять из наследия классиков. Для нового издания мы исправили ошибки и несколько отредактировали перевод. К сожалению, привести все цитаты из классиков в соответствие с новыми русскими переводами не представлялось возможным и даже необходимым, поскольку речь идет прежде всего о переводах Макса Вебера (по поводу их состава и принципов перевода сейчас ведутся дискуссии). Одно важное исключение было сделано для книги «Самоубийство» Э. Дюркгейма В момент подготовки первой публикации этой статьи на русском переиздание дореволюционного перевода еще не вышло из печати и не стало таким привычным источником цитат, как сейчас. Но даже решив опираться прежде всего на него, мы обнаружили, что в ряде случаев недостаточно просто указать на страницы этого издания или включить цитаты из него в наш перевод. Очевидно, что этот текст сохранил значительную пригодность, но, как и многое в классике, нуждается в новой редакции или даже должен быть заново переве-ден. Отдельную проблему для нас представляло сохранение уже в нашем переводе слов «общественный» и «сообщество». В первом случае велик был соблазн замены более привычным в наши дни словом «социаль-ный». Практически все используемые учеными словосочетания так и образованы, и новации, то есть попытки заменить неловкие переводы с американского английского на переводы с немецкого чаще всего обречены на неудачу. Конечное, «социальная реальность» воспринимается у нас иначе, чем «общественная действитель-ность», не говоря уже об «общественных науках» и «общественных структурах». Однако истори-ко-социологический текст иногда лучше не модернизировать, даже если нет полной уверенности в том, что Рамштедт скорее следовал уже архаически звучащему языку Зиммеля, чем новой немецкой конвенции в обла-сти терминологии. Мы задним числом находим у него непоследовательность. Некоторая отстраненность от привычного здесь не помешает и нам. Но есть и более важное исключение. Словом «сообщество» переводи-лось немецкое «Gemeinschaft»; сейчас, не в последнюю очередь благодаря публикации Тенниса на русском, утвердился перевод «общность», так что мы сделали замену. Во всяком случае, нашей публикацией мы бы хотели придать новый импульс занятиям работами Зиммеля и классической социологией, а также отдать долг благодарной памяти выдающемуся немецкому социологу Оттхайну Рамштедту.

Рецензия: Piketty Th. Capital et idéologie (Paris: Seuil, 2019).

Рецензия: Бэнфилд Э. Моральные основы отсталого общества (М.: Новое издательство, 2019).

Рецензия: Мортон Т. Стать экологичным (М.: Ad marginem, 2019).

Рецензия: Макафи Э., Бриньолфсон Э. Машина, платформа, толпа: наше цифровое будущее (М.: Манн, Иванов и Фербер, 2019).

Рецензия: Колеров М. А. Петр Струве: революционер без масс, 1870–1918. Приложение: Новое собрание сочинений П. Б. Струве (1903–1917) (М.: Книжный магазин «Циолковский», 2020).