2017. т. 16. №1

Наши эмпирические тесты подтверждают обоснованность гипотезы Олсона—Хантингтона о наличии криволинейной перевернутой U-образной зависимости между уровнем экономического развития и уровнем социально-политической нестабильности. Согласно этой гипотезе, вплоть до определенного значения величины средних подушевых доходов экономический рост усиливает риски социально-политической дестабилизации и лишь при его относительно высоких значениях дальнейший рост этого показателя ведет к уменьшению таких рисков. Вместе с тем наш анализ показал, что для разных индексов социально-политической дестабилизации данная криволинейная зависимость имеет разный характер. При этом выяснилось и наличие одного очень важного исключения. Мы показали, что между подушевым ВВП и интенсивностью переворотов и попыток переворотов наблюдается не криволинейная, а явно выраженная отрицательная корреляция. Данное обстоятельство делает вышеуказанную криволинейную зависимость применительно к интегральному индексу заметно менее выразительной и вносит очень заметный вклад в формирование ее асимметричности (когда отрицательная корреляция между подушевым ВВП и социально-политической нестабильностью среди более богатых стран выглядит заметно более сильной, чем положительная корреляция для стран более бедных). Вместе с тем анализ продемонстрировал, что для всех остальных индексов социально-политической дестабилизации наблюдается именно постулируемая гипотезой Олсона—Хантингтона криволинейная перевернутая U-образная зависимость. Применительно к таким индексам, как политические забастовки, массовые беспорядки и антиправительственные демонстрации, мы имеем дело с асимметрией, прямо противоположной той, что упоминалась выше, — с такой асимметрией, когда положительная корреляция между ВВП и нестабильностью для более бедных стран оказывается заметно более сильной, чем отрицательная корреляция для более богатых стран.

В статье проблематизируется взаимосвязь музыки, природы и культуры в неоднородном дискурсе терапевтического музыкального воздействия и в дискурсе критической музыкальной теории Адорно. Для определения характера этой взаимосвязи автор обращается к концептуальным метафорам и онтологическим интуициям акторно-сетевой теории, при помощи которых артикулируется понятие «гибридный дискурс», отличающееся от родственных понятий социосемиотики и постколониальной теории. Это понятие используется для характеристики не столько локальных коммуникативных практик, смешивающих различные языки, социолекты, этнолекты и функциональные стили речи, сколько множества дискурсивных конструкций, в своей совокупности демонстрирующих симптоматику гибридной активности на границах природы и культуры. В обозначенной перспективе анализируются дискурсивные практики New Age, так или иначе апеллирующие к музыке, — от теософии конца XIX века до современных эзотерико-терапевтических нарративов. В этих дискурсивных практиках обнаруживается симптоматичное сочетание псевдорелигиозного переоколдовывания мира и его радикального нигилистического «размузыкаливания» (в терминологии Лео Шпитцера). Если в гибридных дискурсах New Age нововременная социально-акустическая ткань природы—культуры нейтрализуется в пользу трансцендентной реальности нечеловеческого, то в философии музыки Адорно онтологические дуальности синтезируются в идеологической тотальности культуриндустрии, и лишь в раннем авангарде новой венской школы Адорно видит призрачную возможность выхода из сансары культуриндустрии и достижения нирваны подлинной природы—музыки и неотчужденной социальности. Таким образом, гибридная музыкальная риторика New Age и критическая музыкальная теория Адорно схожи в некоторых существенных чертах, а именно в допущении существования подлинной реальности — социальной или космической, — к которой апеллирует подлинная музыка.

Статья посвящена исследованию статуса и функций медицинского («эмбриологического») аргумента в трактате нидерландских политических писателей Питера и Йохана Де ла Куров «Рассуждения о государстве, или О политическом равновесии» (1660 г.). В начале второй книги трактата Де ла Куры, не довольствуясь объяснением причин естественного состояния у Томаса Гоббса, предлагают собственную интерпретацию этого явления: травмы (indrukselen), получаемые зародышем в момент зачатия и в период беременности. В фокусе внимания автора статьи — именно эта необычная инверсия общих мест, связанных с обстоятельствами зачатия, а также оригинальное сопряжение политических и медицинских аргументов у знаменитых представителей нидерландского республиканизма. Предметом рассмотрения сделались контексты, объясняющие привлечение этого «аномального» аргумента для объяснения генезиса естественного состояния: труды медиков — сторонников картезианской и гарвеевской эмбриологии (А. Дезинг); популярные медицинские сочинения (Я. Катс, Й. ван Бевервейк); политические трактаты, содержащие медицинские аргументы (Р. Камберленд). Результатом исследования стал вывод об амбивалентности «политического республиканизма» у Де ла Куров: сохраняя по инерции в своем составе элементы этико-риторической парадигмы (парресия, идея «древней батавской свободы»), их политическая философия не может последовательно мыслить отношения между биологическим и социальным порядком, героическим этосом и «благодетельным насилием».

В статье исследуется особый коммуникативный режим, который задается «Утопией» Томаса Мора. Рассматривая понятие утопии в историко-культурном контексте, автор статьи исходит из убеждения, что именно с «Золотой книжечки» начинается история утопического письма и чтения (и вообще любых утопических практик), и что написанные впоследствии утопии можно расценивать как вариант рецепции книги Мора. Классическая утопия обладает статусом дидактического повествования, навязывающего жесткую программу восприятия. Однако рецептивные исследования последних десятилетий показывают, что реальные практики чтения утопий разнообразны и противоречивы, часто связаны с замешательством, с непониманием мотиваций утопического письма, с осознанием его герметичности. Отсюда, как правило, делается вывод, что утопия предполагает «диалогическое» чтение, намеренно провоцируя своих реципиентов на активный и творческий поиск. В данной статье выдвигается более радикальное предположение — тип письма, используемый в «Утопии» Мором, во многом противоречит тем ценностным принципам, на которые в дальнейшем опирается институт новоевропейской литературы: именно поэтому к классической утопии так сложно применить выработанные в рамках литературной теории подходы (например, определить заложенную в тексте «программу чтения»). Являясь продуктом Нового времени, утопия, с одной стороны, отражает появление новых моделей отношений с реальностью (проблематика «новоевропейской репрезентации», описанная М. Ямпольским) и отношений субъекта с собой (проблематика «формирования „я“ в эпоху Ренессанса», исследованная С. Гринблаттом); с другой — становится индикатором культурного недоверия к этим моделям (к их «иллюзорности», «фиктивности», «искусственности»). Как демонстрируется в статье, «Золотая книжечка» осваивает новые механизмы репрезентации и идентичности и, одновременно, пытается их блокировать, — что, собственно, и создает эффект герметичности, «автореферентности», по которому опознается классическая утопия.

Рассматривая критически две предыдущих попытки перевода Нобелевской лекции (1950) Бертрана Рассела, автор приходит к выводу о необходимости нового перевода. Перевод д.ф.н. Б. А. Гиленсона 1998 года признаётся неудачным ввиду наличия в нём свыше ста существенных смысловых искажений и мелких неточностей, десять из которых приведены и прокомментированы. Второй опыт перевода, опубликованный анонимно в журнале «Юность» в 2001 году, признаётся негодным ввиду обильных купюр, составляющих 24 % общего объёма текста. В качестве главного объяснения слабых сторон этих переводов предположена неполнота источников и контекстной информации, которой располагали их авторы. Кратко приведены сведения об основаниях присуждения Расселу Нобелевской премии, о взаимосвязанности его литературных произведений разной тематики и об истории публикации Нобелевской речи на других языках. Для определения эмоциональной окраски высказываний Рассела подчеркивается важность использования аудиозаписи выступления, помогающей однозначно отличить шутки от серьёзных утверждений. Пояснены отдельные отклонения от буквального перевода некоторых выражений. Подчеркнуто центральное значение речи для понимания социально-политических взглядов Рассела и её типичность для выражения его юмора и стиля.

Статья представляет собой перевод на русский язык Нобелевской лекции Бертрана Рассела (1872–1970), прочитанной на церемонии вручения премии в Стокгольме 11 декабря 1950 года. В целях уточнения эмоциональной окраски речи текст перевода опирается на сопоставление двух её версий: той, что опубликована на официальном сайте Нобелевского комитета, и полученной на основе аудиозаписи. Где уместно, отмечена разница в формулировках, обозначена реакция аудитории (более 60 взрывов смеха и 5-кратное прерывание оратора аплодисментами), шумы и паузы, добавлены пояснения и примечания. В тексте отмечены фрагменты, пропущенные в одном из предыдущих русских изданий речи. Выступление Рассела посвящено политическому значению таких желаний, которые он определяет как безграничные и второстепенные с точки зрения жизнеобеспечения человека. Эти желания делятся в свою очередь на основные (стяжательство, соперничество, бахвальство и властолюбие) и дополнительные (поиск переживаний, страх, ненависть и сострадание). Рассел даёт определение каждому из этих желаний, а затем на исторических, бытовых и вымышленных примерах рассматривает особенности и формы его проявления. Желания представляются как неотъемлемая составляющая человеческой жизни, их нельзя ни подавить, ни уничтожить. Но их проявление на практике чрезвычайно различно в зависимости от того, какой выход они находят себе при том или ином общественном строе. Поэтому Рассел подчеркивает важность наличия нейтральных и социально благотворных каналов выхода эмоций. В заключении он приходит к выводу, что лучшим противоядием против социальной розни является культивирование умственного развития общества.

Константин Петрович Победоносцев (1827–1907) — один из наиболее известных и политически влиятельных представите-лей русского консервативного и националистического направления мысли. На протяжении четверти столетия он занимал пост обер-прокурора Святейшего Синода и эффективно воздействовал на идеологическую политику Российской империи по ряду направлений, отнюдь не ограничиваясь вопросами в узком смысле слова религиозными. В статье показано, что мировоззрение Победоносцева было очень цельным, его взгляды на протяжении десятилетий почти не менялись, а это, в свою очередь, имело решающее значение для его политической деятельности. На основе отдельных высказываний Победо-носцева в статьях и в переписке в статье реконструируется система представлений об устройстве российской монархии и «простом народе». Показано, что «простой народ» и «простые люди», с точки зрения Победоносцева, — это специфические понятия, имеющие определенное политическое значение. «Простота» понимается Победоносцевым как способность «верно чувствовать», как подлинность непосредственных реакций, которую могут лишь исказить воздействия со стороны или раз-витие рефлексии. Размышляя о природе русской монархии, развивая представления об идеальном «Русском Государе», Победоносцев полагал, что такие, как он, необходимы престолу, поскольку могут выступать выразителями чувств и чаяний «простых людей», а иногда и непосредственно — в качестве «простого человека», способного в соответствии с «народным чувством», «традицией» и «преданием» реагировать на происходящее. Отдельно анализируется понятие «свобода» в пред-ставлении Победоносцева и его соотношение с такими понятиями, как «авторитет» и «свободная сила».

Статья посвящена творческому наследию выдающегося исследователя «советского человека» Натальи Никитичны Козловой (1946–2002). В своих сочинениях 1990-х годов по социологии повседневности и социально-исторической антропологии она разработала уникальную методологию изучения человеческого измерения «модернизации сверху», проводившейся в СССР в рамках политики построения социалистического общества. Ее исследовательская программа была направлена на теоретическую реконструкцию социальных практик и модусов существования «простого советского человека», понимаемого в качестве «антропологического последствия» попытки реализации коммунистического проекта в России. При этом стремление к «обнаружению следов маленького человека в большой истории», как формулировала свой творческий метод сама исследовательница, не имело ничего общего с идеологически нагруженным дискурсом «тоталитаризма»: Н. Н. Козлову интересовали не столько формы контроля над обществом со стороны диктатуры, сколько лакуны в нем, не техники тоталитарного господства, а практики неполитического сопротивления снизу, не тотальность, а дискретность социальной ткани нового массового общества. Ведущим познавательным интересом в ее работах, новаторских как с содержательной, так и методологической точки зрения, всегда оставался «неправильный» советский модерн, плохо вписывающийся в нормативные представления о Современности. Исследовательская оптика, разработанная в трудах Козловой, сохраняет свою эвристическую значимость и сегодня, когда Россия переживает своеобразный «советский ренессанс». Более того, ее подходы к изучению общества «нового типа» во многом позволяют понять на антропологическом уровне и то, что сейчас происходит с нашей страной. В статье реконструируется исследовательская программа Н. Н. Козловой по изучению советской социальности как предмета социальной философии и социальной антропологии. Основное внимание будет уделено теоретическим подходам к анализу повседневных практик, позволившим ей разработать уникальную авторскую методологию.

В статье сделана попытка наметить контуры новых теоретических подходов к изучению советского прошлого на основе культурно-антропологической программы исследований «советского человека», предложенной Н. Н. Козловой (1946–2002). Наше предположение заключается в том, что в ходе осуществления этой исследовательской программы Козлова пыталась решить двойную задачу: преодолеть идеологические рамки, заданные концепцией тоталитаризма как базовой модели понимания советского общества, с одной стороны, и понять советское общество как непреднамеренное социальное изобретение, с другой. В рамках модели советского общества как непреднамеренного социального изобретения классические социально-теоретические концепции вступают в сложный теоретический симбиоз с постклассическими социальными теориями Н. Элиаса, М. Фуко, М. де Серто и П. Бурдье. Целью такой стратегии исследования является поиск адекватных мыслительных моделей и общей теоретической рамки понимания взаимоотношений между индивидом и обществом. Характеристика советского общества как социального изобретения подразумевает, что в процессе совместной жизни людей благодаря взаимодействию между ними возникает функциональная сеть взаимозависимых индивидов. Эта функциональная сеть, в свою очередь, движется в определенном направлении и обладает своими собственными закономерностями, которые — в качестве специфических закономерностей отношений между отдельными людьми — никто конкретно не определяет. Базовой моделью для осмысления такой функциональной сети взаимозависимых индивидов выступает не модель системы, но модель общей игры и лежащей в ее основе социальной грамматики. Особое внимание в статье уделяется оценке эвристического потенциала гипотезы Козловой о советской цивилизации как особом типе общества модерна и ее значению для исследований советского общества и культуры.

Понятие «тоталитаризм» в качестве базовой объяснительной модели советского общества начало терять свою значимость практически сразу после появления. Несмотря на это, оно оказалось успешным как инструмент идеологической борьбы, превратившись в важную часть большого нарратива, не только доминирующего в медиа и журналистике, но и по сей день значительно влияющего на социальные и гуманитарные науки, которые пытаются «работать» с советским, как само собой разумеющаяся предпосылка. По сути дела, речь идет о некотором идеологическом «замке», блокирующем попытки нормальной научной дискуссии. В противоположность этому работа Н. Н. Козловой стала фактически первой работой с советским не как отклонением от цивилизационной нормы, а как предметом интерпретации, раскрывающим еще одну версию Современности. Ее анализ показывал повседневное формирование советского варианта современного общества глазами рядовых участников советской модернизации. Этот подход открыл новое пространство исследовательской работы, описывающей советское общество не как единый монолит, скрепленный идеологией и репрессивным аппаратом, а как открытую динамичную сеть различных социальных практик и постоянно смещающихся балансов сил. Такое радикальное плюралистическое видение советского общества не только ставит под вопрос сложившиеся представления и устоявшиеся классификации, но и, вероятно, содержит в себе возможные последствия для политической теории Современности в ее нормативных и критических аспектах.

Первоначально статья задумывалась как рецензия на книгу А. И. Рейтблата «Писать поперек: статьи по биографике, социологии и истории литературы», но превратилась в краткий обзор или даже попытку «классификации» литературы, необходимой для прочтения социологу, занимающемуся текстовым анализом. Подобная вынужденная метаморфоза авторского замысла объясняется рядом причин: во-первых, «методологической травмированностью» современных социологов, которые вынуждены постоянно пояснять основания своей эмпирической работы и концептуализаций в ситуации нынешней экзальтированной мультидисциплинарности социологии; во-вторых, усугублением этой проблемы в текстовом анализе, поскольку он характеризуется отсутствием конвенциональных решений даже на уровне номинаций аналитических подходов, не говоря уже о правилах и процедурах «классической» научной методологии; в-третьих, необходимостью минимальной компетенции в смежных с социологией дисциплинах, влияние которых на текстовый анализ должно четко осознаваться с точки зрения своих причин, последствий и пределов. Автор предлагает социологам опираться на следующие типы работ, посвященных разным лингвистическим аспектам социальной жизни (эти группы работ составляют основу «несоциологической» грамотности в сфере текстового анализа): 1) практические рекомендации по реализации лингвистического анализа, которые важны для корректного проведения контент-аналитических исследований; 2) публицистические оценки роли языка в социальной жизни и трансформаций современного русского языка/дискурса во всем многообразии его повседневного бытования; 3) философски нагруженные работы, посвященные не столько дискурсивному конструированию реальности, сколько фундаментальной роли языка в конституировании и разрушении разных сфер социальности; 4) исследования социального бытования текстов, с натяжкой способные вместиться в понятие социологии литературы, но не исчерпываемые ею.

Обзор посвящен V Всероссийскому социологическому конгрессу, состоявшемуся в Уральском федеральном университете в Екатеринбурге в октябре 2016 г. Мероприятие под названием «Социология и общество: социальное неравенство и социальная справедливость» привлекло более 1000 участников из России и зарубежных стран. Конгресс проходил на фоне усиления неравенства в России, ставшего результатом экономического кризиса 2015 г. Программа состояла из 17 сессий, 37 секций и 35 круглых столов, в ходе которых рассматривались такие острые темы, как неравное распределение ресурсов в российских регионах, уменьшение социальной поддержки, низкий уровень жизни незащищенных социальных групп, рост этнического напряжения и другие. Один из пленарных докладов был сделан президентом Международной социологической ассоциации, Маргарет Абрахам, которая говорила о гуманистической миссии социологии и призвала слушателей объединяться в борьбе против социальной несправедливости в мире. Дискуссии на Конгрессе показали, что социологи в России следуют за глобальными трендами в том, что касается изучения острых социальных проблем, а также — рефлексии относительно методологических вопросов, например, применения новых подходов в исследованиях неравенства. Дебаты о сужении академических свобод в России на заключительном пленарном заседании отчетливо дали понять, что решением данной проблемы может стать профессиональная солидарность и ответственность каждого, кто чувствует свою принадлежность к социологическому сообществу.

Предметом обсуждения статьи является книга о Н. Г. Чернышевском, написанная историком русской философии В. К. Кантором. Творческая биография писателя отражает трансформации интеллектуальной и политической культуры, произошедшие с русским обществом во второй половине XIX века. Блестящий полемист, он обладал духом социального активизма. Трагическая судьба не позволила мыслителю в полной мере осуществить важные творческие замыслы. В. К. Кантор создает новую интеллектуальную биографию Чернышевского в противовес советской версии, унаследовавшей от Ленина однозначный взгляд на Чернышевского как на революционного демократа. Обращаясь к историографии вопроса, я анализирую основные идеи книги. В статье ставятся два вопроса: можно ли наследие Чернышевского «очистить» от революционного мифа и идеологических интерпретаций? И насколько справедливо определять его как сторонника постепенных реформ и христианского мыслителя? Вступая в диалог с Кантором, я показываю дискурсивную борьбу вокруг наследия Чернышевского, которая возникла среди русских философов и писателей, представляющих направление русского европеизма и христианского либерализма в интеллектуальной культуре России. Автор демонстрирует литературные и философские источники для изучения наследия Чернышевского в периоде между тремя русскими революциями и эмиграцией. Статья представляет собой критический обзор ключевого инструментария исторических и философских интерпретаций работ Чернышевского в российском интеллектуальном контексте ХХ века. Выявить подлинную интенцию мысли русского интеллектуала и одновременно дать новую интерпретацию идейного наследия Николая Чернышевского в контексте русской философской культуры сегодня представляется крайне важным. На современном этапе эта работа отвечает актуальной задаче изучения текстов русской общественной и религиозной мысли в проблемном поле историко-философских исследований.

Rosanvallon P. (2015). Le Bon Gouvernement. Paris: Seuil. 416 p. (Les Livres du Nouveau Monde). ISBN 978-2-02-122422-1