2022. т. 21. №1

Рассматривая традицию как особую фигурацию людских взаимодействий, свойственную вовсе не традиционным, а, напротив, современным и меняющимся обществам, автор сосредоточивает свое внимание на ее использовании в качестве категории политической борьбы и орудия власти. В современной России выделяются четыре страты, каждой из которых свойственны свои модусы об-ращения с традицией, — научное сообщество, интеллектуальные элиты (рефлексивные и функциональные), политические элиты и массы (то есть все группы, не относящиеся к перечисленным). Научная среда в целом следует идеалу профессиональной нейтральности. Интел-лектуальные элиты производят более или менее политически ангажированные трактовки традиции, руководствуясь как собственным моральным пафосом, так и своими договорными обязательствами перед политическими элитами. Последние непосредственно используют традицию как орудие поли-тического управления. Такое использование: a) инструментально; б) в высокой степени индиффе-рентно к содержанию тех политических программ и курсов, защитой которых призвано служить; в) в высокой степени индифферентно к аутентичности самой традиции. Однако эффективность мотиви-рованных традицией управляющих воздействий, адресуемых элитами массам, остается весьма сомни-тельной. Исследований, позволяющих установить, что именно российские массы считают для себя традиционным и насколько позитивно эту традиционность оценивают, до недавнего времени не про-водилось — ситуация начала меняться только в последние годы благодаря работам группы ЦИРКОН. И все же пока неизвестно, насколько апелляция к традиции (то есть к той субстантивированной спеку-ляции, которую предлагается считать традицией) способна сыграть интегрирующую и легитимирующую роль, ожидаемую от нее политическими элитами.

Неизменной характеристикой российских выборов постсоветского периода является сравнительно высокая явка и электоральная поддержка представителей власти, которую демонстрируют многие из этнических республик. Статья посвящена исследованию причин взаимосвязи этнического фактора и воспроизводства политической лояльности. В отличие от большинства предыдущих исследований авторы тестируют существующие теории на основе данных социологических опросов, а не офици-альной электоральной статистики, что позволяет включить в поле анализа этнические характеристики избирателей на индивидуальном, а не региональном или локальном уровнях. Статистический анализ дополняется качественными данными экспертных интервью и материалов трех фокус-групп, прове-денных в селах Башкортостана и Татарстана. Полученные результаты позволяют утверждать, что по-литическая лояльность российских республик обусловлена не этнокультурной спецификой, а характером поселенческой структуры. Этнические республики включают в себя сравнительно высо-кую долю аграрного населения, значительную часть которого представляют этнические меньшинства. Это наложение этнического и сельского сегментов обуславливает воспроизводство электорального сверхбольшинства. Однако природа данного феномена объясняется не «патриархальной культурой» нерусских этносов, а институциональными возможностями мониторинга и контроля над политиче-ским поведением сельских избирателей со стороны местной администрации. Исследование также позволило уточнить роль этнического фактора в современных электоральных процессах, который тоже влияет на воспроизводство политической лояльности не только по отношению к главам респуб-лик, но и к неэтническим федеральным политическим акторам. Однако его влияние также обусловлено политико-институциональными особенностями этнических республик, а не этнокультурными харак-теристиками титульных этносов.

The COVID-19 pandemic has been challenging the world for many months, drawing the public’s attention to the field of epidemiology. Governments around the globe urgently call on the scientific community to provide guidelines for the treatment and prevention of coronavirus infections. Immunity protection (natu-ral or man-made) is at the epicentre of state policies and public discussions. It is less known that the epi-demiological discourse had been used beyond natural sciences in the domain of philosophy and social research. This paper introduces the concept of social immunology developed by Italian philosopher Rob-erto Esposito at the turn of the 20th century as part of the discussion of the notion of biopolitics. I re-read one of my previous research projects through the lens of Esposito’s theory to show the potential of his theoretical constructs in studies on migration and integration.

В статье рассматривается проблема множественности справедливости в «Левиафане» Томаса Гоббса. Текст трактата содержит как минимум два понимания справедливости: гражданская связана с выполнением соглашений, естественная представляет собой закон природы. Показано, что монистические позиции, редуцирующие гражданскую справедливость к естественной или естественную к гражданской, оказываются столь же плохо обоснованы, как и формальная возможность отрицать справедливость вообще. Гоббс для обозначения справедливости использует два термина: «justice» и «equity». Справедливость как equity естественна и связывает суверена обязательствами, в то время как justice создается сувереном и потому суверен не подотчетен этому принципу. Естественный полисемантизм справедливости, постулируемый в «Левиафане», находит свое завершение в сильной руке суверена, который устанавливает предел смысловой неопределенности и научает подданных тому, чем именно является справедливость-justice. Пример Гоббсова безумца показывает, что любое определение справедливости, идущее вразрез определению суверена, будет истолковано как неприемлемое. Далее в статье анализируются различные виды справедливости (justice). Благодаря обращению к глобальному и эсхатологическому контекстам можно вывести два вида естественной справедливости (догражданская и международная), четыре вида гражданской справедливости (две локально-гражданские и две глобально-гражданские) и одну глобально-теологическую (эсхатологическую). В свою очередь, данное количество содержательных разновидностей справедливости возможно рассматривать и в единстве. Возможность для их объединения обнаруживается в теологическом фундаменте теоретизирования о справедливости в «Левиафане» Т. Гоббса благодаря совпадению естественных и божественных законов и пониманию государства как смертного Бога.

В последние десятилетия наблюдается значительный рост количества исследований в социальных науках, содержание и направленность которых описывается как «онтологический поворот». Эти ис-следования ставят своей главной задачей формирование новой социальной онтологии. В статье рас-крываются основные принципы и содержание новой социальной онтологии, выявляются спорные мо-менты, присущие подобному способу ее обновления, и формулируются ориентиры возвращения эпистемологии для преодоления нежелательных последствий «онтологического поворота». Критика «онтологического поворота» и обоснование возвращения эпистемологии аргументируются следую-щим образом. В первом разделе статьи рассматриваются две возможности построения социальной онтологии — эссенциалистской, характерной для мейнстримсоциологии и «плоской онтологии» сборки. Во втором разделе дается критический анализ трех последствий «онтологического поворо-та»: проблематизации идеи автономного социального; нейтрализации априорно-онтологического обоснования социальных исследований; отрицания реального за пределами сборки. В третьем разде-ле последствия «онтологического поворота» рассматриваются в контексте текущей дискуссии о роли онтологии в социальных науках, которая выражается в противопоставлении априор-но-онтологического и инструментально-прагматического обоснований социальных исследований. Для преодоления нежелательных последствий «онтологического поворота» и тенденции к раздвоению между априорным онтологизмом и инструментальным прагматизмом формулируются ориентиры возвращения эпистемологии: «недоопределенность» реальности теориями; эпистемоло-гическое различие между понятийной и онтологической реальностью объекта; равенство (ковариа-ция) онтологии и эпистемологии.

В статье рассматриваются особенности взаимодействия человека с атмосферой как феноменом, обре-тающим в современных исследованиях самостоятельный концептуальный и онтологический статус. Автор исследует существующие философские концепции атмосферы, которые актуализируют вопрос о введении новой категории «квазивещь» для определения явлений, не укладывающихся в традиционные представления о «вещи» и «предмете». Атмосферы как квазивещи познаются чув-ствующим телом (felt-body, Leib) и возбуждают чувственно-телесный резонанс, что, в свою очередь, затрагивает психофизиологическую проблему, имеющую междисциплинарный характер. В этой свя-зи делается попытка комплексного обзора перспективных философских, социологических, психоло-гических и физиологических предметных аспектов взаимосвязи между субъективным состоянием человека и объективной атмосферой. Особое место среди них занимает проблема создания и генерирования атмосфер, которая издавна изучалась разными видами искусства и на настоящий мо-мент требует эстетико-теоретической концептуализации.

В данной статье рассматриваются интегративные концепции культуры, разрабатываемые на стыке когнитивных и социальных наук. Утверждается, что программа «культурной нейронауки», занимающая доминирующие позиции в когнитивистских исследованиях культуры, исходит из ошибочных теоретических предположений о природе культурных феноменов. Для сравнительного анализа предлагаются две альтернативные теоретико-методологические стратегии, способные продуктивно интегрировать ресурсы когнитивных и социальных наук. Первая опирается на постулаты традиционного «вычислительного» подхода к познанию в философии сознания и когнитивных науках. Согласно этой стратегии, культуру необходимо рассматривать как процессы распространения и трансформации информации — ментальных и публичных репрезентаций. Вторая стратегия опирается на конкурирующую теоретико-методологическую традицию в философии сознания и когнитивных науках — так называемые Е-подходы, или неопрагматистские подходы. Она исходит из того, что что культура состоит прежде всего из конкретных взаимодействий индивидов в общей материальной среде. Автор считает, что первая, «когнитивистская» стратегия сталкивается с рядом логических и содержательных проблем. В частности, утверждается, что концепции информации и содержания ментальных состояний (mental content), на которые опирается данный подход, обладают неоднозначным научным статусом. При этом, по мнению автора, вторая, «неопрагматистская» стратегия лишена упомянутых трудностей, хотя и является менее зрелой и концептуально проработанной. В заключении автор рассматривает основные отличия двух стратегий и их связь с социологией культуры, а также формулирует аргументы за и против принятия каждой из них.

В статье публикуются результаты пилотного исследования литературных классификаций в России на примере группы студентов. Создание художественных классификаций представляет интерес, поскольку конструируемые символические иерархии практик потребления приводят к созданию социальных границ между группами. Границы между группами проявляются в социальном исключении тех индивидов, чьи практики маркируются как нелегитимные в установившейся системе. В тексте обсуждаются две основные категории, структурирующие читательские практики студентов, — «классическая литература» и «бульварные романы». Потребление классической литературы относят к «хорошему вкусу» (аналог highbrow taste в российском контексте), при этом отмечая, что эти произведения являются общеизвестными для всех слоев населения. Потребление «бульварных романов» для изучаемой группы студентов возможно только как guilty pleasure — с учетом выстраивания дистанции с объектом потребления, маркируемым как что-то нелегитимное. В статье также поставлен вопрос об универсальности такой иерархии потребительских практик. Одну группу информантов можно отнести к тем, кто поддерживает норму, предполагающую, что образованный человек включает в свои литературные предпочтения только классику — объект потребления, приносящий символические выгоды, при этом избегает любых контактов с нелегитимными объектами потребления. Тогда как другие ставят под вопрос основания такого деления, при котором классическая литература находится выше бульварных романов.

Опираясь на историко-социологические работы о культурном производстве и традицию количественных биографических исследований, данный текст описывает стартовые позиции, профессиональные практики и достижения трех поколений российских художников, участвовавших в выставочной деятельности в 1871–1917 годах. Тестируются тезисы о переходе художественного мира к «институциализации аномии» (Бурдье) и «режиму сингулярности» (Эник). Анализируется влияние стартовых ресурсов и карьерных инвестиций на шансы художников на признание при жизни и музейную сакрализацию после смерти. Исследование позволяет увидеть, как российские художники, создававшие первую художественную инновацию, называемую сегодня «русский авангард», отличались от предшествующих поколений. Учитываются такие параметры, как класс и статус отца художника, принадлежность к этническому меньшинству, принадлежность отца к художественной среде, гендер, признание при жизни. Мы обнаруживаем, что, вопреки тезисам о «режиме сингулярности», художники, работы которых больше представлены в главных российских художественных музеях, не были непризнанными при жизни асоциальными одиночками. Полученное при жизни признание от Академии художеств, учеба в зарубежных художественных мастерских и в одном из главных в стране учреждений высшего художественного образования, участие в институциональном строительстве значимо усиливало шансы художника быть причисленным музеями к лику подлинных творцов и увеличивало число его произведений, представленных на обозрение потомкам.

Статья посвящена теории интеллигенции Яна Вацлава Константиновича Махайского (1866–1926), а также истории ее трансфера и рецепции в современной западной социальной теории. Основной тезис статьи заключается в том, что теория Махайского оказала непосредственное влияние на формирование ряда западных социальных концепций второй половины XX века: теорий «нового класса» и постиндустриального общества. Статья включает в себя обзор современной исследовательской литературы, посвященной Махайскому, краткий биографический очерк и экспликацию основных положений его теории интеллигенции. Прослежена история рецепции и критики теории Махайского в дореволюционный и советский период в России, в результате которой она была фактически вытеснена из российского концептуального и теоретического контекста. Далее описана история трансфера этой теории в западный (англоязычный) контекст, в котором решающую роль сыграл Макс Номад. В результате этого трансфера эти идеи оказались известны и были восприняты рядом крупных социальных теоретиков середины XX века, в частности, Дэниелом Беллом и Алвином Гоулднером. В завершающей части работы показано, что идеи Махайского, рассматривавшего доступ к знанию и образованию как определенный вид капитала, могут быть систематически распознаны и в более поздних теориях, в частности, в теории культурного капитала Пьера Бурдье и в концепции общества сингулярностей Андреаса Реквица.

Статья посвящена историко-философскому исследованию книги «Город и человек», опубликованной политическим философом Лео Штраусом в 1964 году. Автор, основываясь на большом количестве материала, пытается ответить на вопрос о том, какое место занимает книга в творческом наследии Штрауса, а также предлагает собственное прочтение данной работы. Отмечая, что «Город и человек» по большей части считается маргинальной в сравнении с другими сочинениями Штрауса, автор при-водит несколько политических интерпретаций книги. Не соглашаясь ни с одной из них, автор пред-полагает, что работа «Город и человек» должна рассматриваться в контексте исследований Штраусом классической политической философии. Разбирая каждую из трех глав книги, посвященных «Поли-тике» Аристотеля, «Государству» Платона и «Истории Пелопоннесской войны» Фукидида, автор приходит к выводу, что все три текста связаны единой фигурой человека. Этим человеком является Сократ, открывший «здравомыслие» как основу политической философии. Все три работы важны по-стольку, поскольку их единым корнем является «здравомыслие», на основе которого, видимо, и предстоит возрождать классическую политическую философию. Обращение к классическому ра-ционализму посредством сопоставления категорий добродетели (блага) и города (полиса) может пролить свет на современную проблему соотношения этики и права.

Рецензия: Стив Фуллер. Постправда: знание как борьба за власть (М.: ВШЭ, 2021).

Рецензия: Любовь Ульянова. Политическая полиция и либеральное движение в Российской Империи: власть игры, игра властью. 1880–1905 (СПб.: Алетейя, 2021).