|
Политическая философия
|
9–28
|
The place of truth in the public sphere and public politics has recently been shattered, as evidenced by the rise of concepts like “post-truth”. Severe concerns about truth being defenseless in the face of the masses embracing lies gave rise to the fears that unchained democracy together with the newest communication technologies threatens the destruction of the rational public sphere. This paper proposes a distinctly political approach to the challenges that truth is facing. It draws on Gabriel Tarde’s idea of publics as crowds to direct the attention towards political experiences sustaining the prevalence of different sorts of lying and truth-denial in the public sphere. Hannah Arendt’s observations on the inherent tensions between truth and politics are employed to demonstrate that the imposition of truth can be tyrannical and trigger its rejection as a properly political rebellious response. The paper proposes to differentiate between two distinct political-emotional experiences behind anti-truth politics, those of truth-rejection and truth-hostility, the latter resulting from a massive depoliticization and filled with cynicism and nihilism. It is argued that attempts to protect truth by extra-political means misapprehend the causes of resistance against truth, and are likely to result in the more destructive reactions. The paper hints at the need for re-establishing the political legitimacy of truth. |
|
29–47
|
Несмотря на постоянное присутствие Беньямина в современной исследовательской литературе, содержание одного из его ключевых политико-философских концептов — Jetztzeit, «времени-сейчас» — остается весьма туманным, во многом из-за склонности анализирующих его исследователей следовать нарративному и метафорическому стилю самого Беньямина. Автор данной статьи намеренно использует строго аналитический подход, чтобы зафиксировать ключевые характеристики концепта и их соотношение друг с другом. Для этого в первой части статьи концепт анализируется через призму родственных понятий «мессианского времени» и «времени-кайроса». Во второй части автор прослеживает возможные политические импликации разных прочтений концепта, в том числе в связи с беньяминовским же концептом «божественного насилия», показывая, что разные интерпретации приводят к диаметрально противоположным оценкам позиции самого Беньямина — от сторонника «чистой критики» до активиста «прямого действия». В заключение указывается на значимую роль проекта Беньямина как альтернативы «мейнстриму» Франкфуртской школы (Теодор Адорно и Макс Хоркхаймер) в контексте сегодняшних перспектив возрождения марксистской политической утопии. |
Глобальный Восток: политики именования и продуцирования знания
|
48–60
|
В данной статье обсуждается критика А. Чокобаевой и Н. Шелекпаева концепции «Глобального Востока» М. Мюллера, а также их предложение развивать «тактический эссенциализм национальных дискурсов», который они считают необходимым для проведения общественных научных исследований в Центральной Азии с целью их освобождения от российских интерпретаций прошлого и настоящего. В статье рассматриваются классификационные ограничения основных парадигм, включая понятие «Глобальный Восток», предназначенное для обозначения бывшего социалистического Востока. В ней последовательно развивается мысль, что данное понятие не учитывает тот факт, что в научном поле, которое оно призвано объединить, имеет место постколониальная конфигурация, порождающая различные взгляды. Подчеркивается, что это понятие также игнорирует важнейший вопрос автономии научных исследований от политических действий. Наконец, в статье критикуется использование тактического эссенциализма в качестве ответа на данные вопросы. Продвижение эссенциализма, будь то тактического или стратегического, в исследованиях Центральной Азии, несмотря на похвальное стремление отделиться от имперских и неоимперских нарративов, может лишь усилить органические, эссенциалистские и националистические представления об идентичности и нации, которые уже господствуют в политических кругах и в общественном мнении. В связи с этим авторы выступают за методологический постулат критического и беспристрастного конструктивизма, который гарантирует автономию исследований Центральной Азии, насколько это возможно. |
|
61–71
|
В данной статье автор размышляет над вопросами, поднятыми двумя учеными из Центральной Азии, Нари Шелекпаевым и Аминат Чокобаевой, в их комментариях к идее Мартина Мюллера о «Глобальном Востоке», а также над самой этой идеей. В Центральной Азии, как и в России, эссенциализм широко распространен, однако трудно назвать его «тактическим», как это делают Шелекпаев и Чокобаева. Они правильно считают «Глобальный Восток» политическим проектом, но его политический характер нужно понимать исходя из концепции «Глобального Юга» как эмансипаторного проекта против доминирования Севера и евроцентризма. Евроцентризм, проявляющийся даже в статье Мюллера, все еще влиятелен в академическом мире. Но сегодня, когда ужесточается соперничество между державами, в том числе и странами Юга и Востока, большим эмансипаторным стратегиям «Глобального Юга» или «Глобального Востока» трудно достичь успеха. Средним и малым странам приходится гибко реагировать на меняющиеся условия, сотрудничая одновременно с различными партнерами. В этом отношении многоидентичность Центральной Азии может принести ей пользу. |
|
72–81
|
Настоящая статья является ответом на отклик и замечания наших коллег на эссе, в котором мы обсуждаем применимость концепции «Глобального Востока», предлагаемой Мартином Мюллером, в контексте геополитического и экономического неравенства на постсоветском пространстве, в котором республикам Центральной Азии отводится роль ведомых. Наш аргумент состоит в том, что «тактический эссенциализм» академических сообществ Центральной Азии, на который мы обратили внимание как на инструмент ухода от давления внешних акторов, не эквивалентен примордиализму и является оборотной стороной интеллектуальной и политической субъектности местных ученых. На примере коммеморации восстания 1916 года в Кыргызстане мы показываем, что в написание истории часто вовлечены общины «на местах», чья заинтересованность обуславливается прежде всего поколенческой связью с событиями вековой давности. Таким образом, историческая повестка не статична и не диктуется исключительно государством, как предполагают наши собеседники. |
Weber-Perspektive
|
82–97
|
Онлайн-дейтинг — поиск пары в интернете — сегодня становится все более распространенной и легитимной практикой. Этот поиск, по мнению исследователей, достаточно рационализирован: однотипные анкеты, отбор людей с помощью фильтров по параметрам и стремление найти «лучшее предложение» будто на рынке, стимулирование пользователя к размышлению над собственной результативностью на сайте. При этом среди различных онлайн-дейтинговых платформ существуют ресурсы с религиозной направленностью, в частности — православной, которая задает определенную нормативность поиску пары. Таким образом, наблюдается противоречие между «механистической», рыночной практической рациональностью, следование которой закладывает логика работы платформ для знакомств, и ценностно-нагруженной субстантивной рациональностью православной конфессии. Последняя признает лишь брачные отношения, считающиеся сакральными, а также предполагает агентность Бога в поиске этих отношений. В данной статье в рамках концепции рациональности М. Вебера, с помощью обоснованной теории на базе 14 интервью выявляются категории, позволяющие реконструировать рациональность пользователей при поиске пары на примере известной православной платформы для знакомств. Практическая рациональность реконструируется через категории «активный поиск», «время», «удобство» и «упрощение». Субстантивная, которая может противоречить практической, — через категории «свой человек», «потребительское отношение». Преодоление противоречия может быть описано категориями «самоконтроль», «борьба с искушениями». Что же до соотношения агентности Бога и пользователя на платформе, хотя информанты считают необходимым активно действовать, процесс поиска супруга все равно завершается «точкой воли Божьей» — исходом, который зависит от Бога. |
Статьи и эссе
|
98–128
|
Существует значительное количество теоретических работ, связывающих образование и социально-политическую дестабилизацию. В то же время наблюдается практически полное отсутствие глобальных количественных кросс-национальных исследований, анализирующих влияние образования на риски революционной дестабилизации. В настоящей работе предпринята попытка заполнить этот пробел. Имеющаяся литература показывает, что образование способствует накоплению человеческого капитала, развивает культуру дискуссии и терпимости, делает людей более восприимчивыми к либерально-демократическим ценностям. Все это, с одной стороны, повышает ожидания и требования населения к властям, а с другой — увеличивает относительные издержки участия в любых формах выступлений. В связи с этим выдвигаются предположения, что охват формальным образованием: (1) будет снижать вероятность возникновения вооруженных революционных выступлений, сопряженных с большими рисками и неопределенностью для участников, (2) но при этом будет криволинейно связан с рисками невооруженных выступлений — на ранних стадиях модернизации наблюдается положительная связь, в то время как в наиболее развитых странах связь будет отрицательной. Из этого следует, что образование в целом отрицательно связано с общим риском революционной дестабилизации. В ходе анализа было использовано 10 350 наблюдений (с 387 революционными событиями) за период с 1950 по 2019 год на основе доработанных данных NAVCO и сочетания проекта Барро и Ли по исследованию образования с информацией от UNDP (с кросс-валидацией по собственной базе данных авторов). Основными методами исследования выступили кросс-табуляция и корреляционно-регрессионный анализ с построением вероятностных функций. |
|
129–146
|
Данная статья посвящена синтезу двух направлений в исследованиях организаций: институциональной теории и исследованиям бессмысленного труда. Институциональная теория одной из первых обратила свое внимание на непоследовательные и неэффективные действия, совершаемые внутри организации, предложив концептуальный аппарат для их анализа. Подобные явления, согласно институциональной точке зрения, в реальности все же выполняли определенную функцию. Они позволяли организациям подстраиваться под требования институциональной среды. Однако со временем корпоративная реальность все больше наполнялась трудом, который стал казаться бессмысленным и бесполезным даже тем, кто им занимался, и институционализм утратил свою объяснительную силу. Формировавшаяся практически параллельно область исследований бессмысленного труда анализировала подобные тенденции распространения глупости, бреда и абсурда в современных организациях на альтернативных теоретических основаниях. В настоящей работе я описываю аспекты, которые институциональная теория может позаимствовать из поля исследований бессмысленного труда: внимание к субъективной неудовлетворенности и намеренное уклонение организаций от полноценного соответствия каким-либо институциональным правилам. |
Социологическое образование
|
147–174
|
В статье на основе критической реконструкции диагноза современности Э. Гидденса прослеживается логика перехода от институционального к цивилизационному подходу в социологическом дискурсе о «модерне». В фокусе находится проблема соотношения культуры и рефлексивности. В теории радикального модерна Гидденса рефлексивность противопоставляется культуре, отождествляемой с традицией. В теории множественных модернов, генетически связанной с социологической парадигмой цивилизационного анализа, традиция и рефлексивность соотносятся как два аспекта культуры, которые характеризуются устремлениями, с одной стороны, к воспроизводству задающих общий смысловой контекст интерпретативных оснований, а с другой — к трансконтекстуальным прорывам, открывающим новые горизонты смысла. Обе тенденции находятся в неустранимом напряжении между собой и опосредуются в способности культуры к рационализации, в процессе которой самоартикуляция культуры может переходить в самопроблематизацию. Соединение рациональности с рефлексивностью ведет к культурным инновациям и интерпретативным сдвигам и по меньшей мере потенциально к новым культурным кристаллизациям, допускающим более высокие уровни самопроблематизации (Й. Арнасон). В разных культурно-исторических паттернах способность рационализации получает неравномерное и специфическое развитие. Модерн представляет собой новую «особую цивилизацию» (Ш. Эйзенштадт), в которой тенденции культуры к самоартикуляции в конфликтующих направлениях и к самопроблематизации достигают беспрецедентного в человеческой истории уровня, порождая во взаимопереплетении с относительно автономной динамикой власти и богатства множественные конфигурации социальной жизни. Хотя сам британский социолог не совершил «цивилизационный поворот» в своем творчестве, он в завершение собственного институционального анализа модерна вплотную подошел к постановке ключевой для цивилизационного подхода в социологии проблеме сопряжения культуры и власти. Однако эта же проблематика обозначила и предел понимания модерна в теории Гидденса, признавшего в конечном счете непостижимость социального мира, в котором изживающая культурные традиции рефлексивность институционализирована. В дальнейшем Гидденс пошел по пути не научного анализа модерна, а утопического моделирования и политического осуществления будущего постмодерного мира. |
Размышления над книгой
|
175–184
|
В статье рассматриваются основные положения исследования Владимира Башкова, посвященного влиянию философии Сёрена Кьеркегора на политическую концепцию Карла Шмитта. Отмечается, что автор не только определяет положения Кьеркегора, повлиявшие на Шмитта, но и последовательно проводит структурные параллели между их идеями, так и происходит «перевод» образов и понятийных рядов Кьеркегора на понятийный язык Шмитта. Возможность такого перевода появляется благодаря определению того, с чем соотносят в своих концепциях «всеобщее», «особенное», «единичное» Кьеркегор и Шмитт. В качестве лучшего примера связи идей этих мыслителей, обнаруженного исследователем, мы предлагаем считать связь критики «политического романтизма» у Шмитта с критикой эстетической установки со стороны этической у Кьеркегора. Также несомненным достоинством книги оказывается обнаружение общего для Кьеркегора и Шмитта поиска «подлинного», которое должно определять динамику развития человека от одной сферы к другой (у Кьеркегора) и стремление к «подлинной» политике у Шмитта. К недостаткам исследования можно отнести как отсутствие учета некоторых современных исследований по проблематике, близкой к теме книги, так и то, что автор в итоге солидаризируется с Кьеркегором и Шмиттом по поводу необходимости поиска «подлинного», что лишает его дистанции по отношению к предмету исследования и превращает его из исследователя в последователя Кьеркегора и Шмитта. По нашему мнению, именно это приводит автора к позитивированию диктатуры. Но действительно положительной стороной исследования оказывается обоснование возможности интрументализации концепций Кьеркегора и Шмитта для аналитической деконструкции «политического», «политических теологий» и претензий на эксклюзивное определение того, что является «подлинным». |
Рецензии
|
185–190
|
Frommer J., Frommer S. (2022). Max Weber und das psychologisISche Verstehen: werksgeschichtliche, Biographische und methodologische Perspektiven. Göttingen: V & R uni press . 202 S. ISBN: 9783737012645. |
|
191–196
|
Рецензия на: Smith P. (2020). Durkheim and After: The Durkheimian Tradition, 1893-2020. New York: John Wiley & Sons. |
In memoriam
|