|
Политическая социология
|
9–35
|
In the 1960s Mancur Olson and Samuel Huntington suggested that the positive correlation between per capita income and the level of sociopolitical destabilization that they detected for low and middle income countries might be partly accounted for by the growth of the inequality associated with the economic and technological development in these countries. The empirical tests we perform generally support this hypothesis, but they also identify certain limits for such an explanation. Our tests reveal for low and middle income countries a statistically significant correlation between GDP per capita and the economic inequality levels, but this correlation is not particularly strong. Earlier we found for the same countries significantly stronger positive correlations between GDP per capita and some important components of sociopolitical destabilization, such as the intensity of political assassinations, general strikes and anti-government demonstrations. It is quite clear that the strong association between the increase in the intensity of these components of sociopolitical destabilization and GDP per capita growth, can be explained by a much weaker tendency toward the growth of economic inequality only partly. In addition, our empirical tests suggest the presence of a certain threshold level of about 40 points on the Gini scale, after crossing which one can expect a radical increase in levels of sociopolitical destabilization in general, and the intensity of terrorist acts / guerrilla warfare and anti-government demonstrations in particular. According to the World Bank, the value of the Gini coefficient for Russia is now just in this zone, which suggests that the further growth of inequality in Russia could lead to an abrupt increase in political destabilization. |
Социологическая теория и методология исследований
|
36–65
|
Считается, что построенные в советский период города обладают «короткой историей». Индустриальная «специализация» Урала способствовала тому, что многие советские поселения по сей день остаются моногородами. При изучении мест памяти таких поселений был разработан подход, объединяющий теоретические ресурсы исследований памяти и масштабов. Места памяти анализируются: а) во временных и пространственных координатах, т. е. одновременно «вглубь истории» и «вширь географии»; б) в представлениях горожан. На материалах эмпирического исследования в городах Качканар, Краснотурьинск, Лесной, Заречный рассматриваются два измерения масштабов: 1) мировой и национальный и 2) региональный и городской. Как показало исследование, наибольшей временной глубиной, вплоть до столетий и тысячелетий, обладают места памяти регионального масштаба, в других случаях память простирается не далее биографии двух-трех поколений. Большие масштабы обеспечивают жителям маленького поселения портал в большой мир, помогая ощущать связь с другими городами и странами. Места памяти локального масштаба символически связывают людей в единую общность, пунктирно задавая общее понимание пространства и локальную компетентность. Предметом являлась актуальная память, т. е. значимое сегодня прошлое. Основной метод сбора информации — go-along интервью, т. е. прогулка или поездка по городу, когда информант по просьбе исследователя показывает свой город. Использовался также исследовательский фотомэппинг — фотографирование по ходу интервью (включая не только то, на чем информанты акцентировали внимание, но и то, что они «пропускали») и во время самостоятельных прогулок по изучаемым городам. Всего по выборке максимальной вариации проведено 41 интервью с участниками в возрасте от 13 до 77 лет. Мы не спрашивали об истории, пока участники сами не выходили на эту тему. В заключении приведены аналитические ловушки, унаследованные подходом масштабов мест памяти от исходных концепций, а также возможности их преодоления и перспективы дальнейших исследований: изучение масштабирования как процесса, идущего сверху и снизу, целенаправленно и стихийно, официально и неформально. Особый интерес представляют эпизоды пересечения масштабов, скольжение мест памяти по шкалам, фиксируемое через эффекты преуменьшения и преувеличения масштаба. |
|
66–86
|
В статье рассматриваются специфические проявления дружеских связей в среде современных российских интеллектуалов. Предпринята попытка реконцептуализировать понятие дружбы как социально-эстетический феномен, т. е. как совокупность практик различения, важным критерием которого становятся стиль жизни и социальный вкус. Цель этой реконцептуализации — отделить понятие дружбы от влиятельной теоретической традиции, в которой дружба связывалась с идеей общего блага, социальной интеграции и публичной сферы, и предложить альтернативный взгляд на дружбу как избирательную практику. На материале глубинных интервью с учеными-гуманитариями Екатеринбурга проанализированы такие аспекты дружбы, как практики сближения/дистанцирования, выстраивания и поддержания символических границ, эмоциональной вовлеченности в коммуникацию. Избирательный и эксклюзивный аспект дружбы интеллектуалов почти не артикулируется в дискурсе, но хорошо выражен на уровне повседневных практик. Рассмотренные дружеские связи в интеллектуальной среде различаются по степени открытости/замкнутости и по степени выраженности инструментальной функции/символической функции. Проведенный анализ позволяет поставить под вопрос некритичное использование концепта «сообщества» и представить социальные отношения в интеллектуальной среде по модели дружеских сетей или кругов друзей с более или менее проницаемыми символическими границами, проходящими между разными социальными стилями. Солидарность, возникающая во время коммуникации друзей, является результатом чувственного распознавания «своего» и взаимного признания друзей и не отсылает к общностям более высокого уровня (класс, гендер, профессия и т. д.). В этом контексте дружба может быть понята как критически, т. е. как исключающая практика, так и позитивно, т. е. как источник уникального блага, которое носит принципиально антидемократический характер и не может быть сведено к идее общего блага или социальной полезности. |
Weber-Perspektive
|
87–110
|
Макс Вебер принадлежит к числу тех социальных ученых, кто одним из первых дал критический анализ социалистического эксперимента 1917–1920 годов. Принципиальное значение этого сегмента наследия Вебера для сегодняшнего дня заключается в том, что интерпретация опыта революции в России осуществляется им не только с практико-полемических, но также и с теоретико-социологических позиций. Основное внимание в статье уделяется данной Вебером трактовке революции в России с точки зрения практических результатов большевистской политики и проведенному им сопоставлению политики большевиков в годы Русской революции и Гражданской войны 1917–1920 годов с доктринальными положениями марксистского социализма. В статье рассматривается также тезис Вебера о неизбежной бюрократизации социалистического общества и предложенная им в работе «Хозяйство и общество» сравнительная оценка экономической эффективности рыночной и плановой экономики. В заключение формулируются соображения о том эвристическом потенциале, который работы Вебера, посвященные Русской революции 1917 года и последовавших за ней событий, могут иметь для современных исследований истории советского общества. |
|
111–135
|
Статья профессора общей социологии Берлинского университета имени Гумбольдта Ганса-Петера Мюллера посвящена важнейшему для систематики Макса Вебера понятию «ведение жизни». Сначала автор делает парадоксальный вывод о том, что данный ключевой концепт не получил у классика ни точного определения, ни детальной экспликации. Далее он проясняет значимость связанных с жизнью понятий для веберовской исследовательской программы, помещая ее в контекст интеллектуальной истории начала ХХ века и соотнося с баденским неокантианством, философией жизни и философской антропологией. В качестве следующего шага исследователь реконструирует функциональное место понятия «ведение жизни» в разработанной Вебером аналитической оптике, с помощью которой он изучал феномен западного рационализма как процесса систематического расколдовывания мира. При этом он выделяет три основных аспекта рационализации жизни в условиях модерна: научно-техническую, метафизически-этическую и практическую формы рациональности современного типа. В своем анализе работ, посвященных близкой или смежной проблематике, он выделяет десять основных способов ведения жизни, характерных для глобализированного мира и связанных с такими аспектами, как транснациональность, лаборизация, флексибилизация, проектность, ускорение, неустойчивость, креативность, социальный контроль, дигитализация и рефлексивность форм жизни, свойственных жителям западного мира в начале XXI века. В завершение исследователь делает далеко идущие выводы относительно эвристических перспектив операционализации веберовского аналитического инструментария в рамках исследований актуальных форм ведения жизни. |
Studia Sovietica
|
136–173
|
В статье продемонстрирована односторонность в описании социальных сетей в советском обществе, которая исподволь сложилась в исторических и социологических исследованиях последних десятилетий. Под «социальной сетью» в социологии обычно понимается совокупность ближних и дальних знакомств, связывающих между собой людей в конкретной местности или социальном кластере. Применительно к российскому обществу социологи и политологи чаще всего пишут о сетях блата, теневой экономики, неформальных связей, «разъедающих» современные институты и препятствующих модернизации. По-видимому, и в позднесоветском, и в современном российском обществе существовали сети многих других типов, однако они изучаются гораздо реже и никогда — систематически. Причин, по которым возникло это «слепое пятно», минимум две: 1) большое политическое значение и специфическая организация «антидисциплинарных» сетей в позднесоветском и постсоветском обществе и 2) сложная комбинация модернизационных и контрмодернизационных тенденций в развитии СССР, удачно «схваченная» термином Анатолия Вишневского «консервативная модернизация». Описание взаимодействия этих тенденций требует уточнения некоторых положений современных теорий социальных сетей. Для примера рассмотрены ограничения, которые встречает при рассмотрении советского общества концепция Харрисона Уайта. |
|
174–206
|
В статье на материале популярного советского кино 1970–1980-х годов исследуются представления о социальной идентичности и социальном взаимодействии, востребованные в культуре позднего социализма. Этот материал предлагается рассмотреть через призму реляционной социологии Харрисона Уайта; в центре внимания — его концепция идентичности. Связывая идентичность с поиском контроля, Уайт придает ключевое значение процессу переключения (switching) между различными сетевыми сферами — в ходе этого процесса неизбежна интериоризация «социального шума», т. е. противоречивых, несогласованных, не соответствующих друг другу социальных ролей и образов социальной реальности. Используя оптику Уайта, можно заключить, что именно такой процесс крайне затруднен в условиях тоталитарной социальности, когда предпринимается попытка политической монополизации контроля. Официальный нарратив «сталинского времени» предполагает устранение любых «социальных шумов», любых противоречий между различными сферами советской жизни и утверждает антропологию советского человека, абсолютно тождественного себе (и нормативным предписаниям) в самых разных контекстах. Одновременно на донарративных уровнях социальной реальности происходят разрушение горизонтальных связей и рост социальной атомизации, что, со своей стороны, также не способствует работе механизма переключения. Как показывается в статье, в позднесоветском, посттоталитарном кино (возникающем после распада канонов «большого стиля») существенно усложняются способы репрезентации сетевых сфер, однако механизм переключения между ними выглядит сломанным, что выражается в слипании разных контекстов социального взаимодействия (прежде всего — «формальных» и «неформальных»), в непроясненности ролевых и межличностных границ, в специфической тоске по «подлинному я» и регулярном выскальзывании персонажей из ролевой интеракции в проективные пространства грезы, воспоминания etc. |
Этнометодология и конверс-анализ
|
212–232
|
Статья посвящена способам изучения визуального в этнометодологии. Показано, что исторически в ЭМ существовали четыре подхода к исследованию визуального. Первый предполагает понимание визуальности как наблюдаемости. Согласно идее Гарольда Гарфинкеля, феномены порядка существуют в видимых методах их производства. В таком случае любое этнометодологическое исследование (как исследование наблюдаемых способов производства порядка) можно считать визуальным. Тем не менее в 1980–1990-е годы в этнометодологии возникли три самостоятельных проекта исследования визуального, представленные в работах Майкла Линча, Чарльза Гудвина и Джеффа Коултера. Все они ставили задачу показать практическую природу восприятия (в противоположность восприятию как психологическому процессу), но видели решение в изучении разных аспектов визуального: изображений, практик зрения и языковых конструкций, описывающих «модусы восприятия». В тексте рассматриваются отношения между этими концепциями и исходной идеей Гарфинкеля о наблюдаемости. Анализируются идеи, которыми проекты Линча, Гудвина и Коултера дополнили программу Гарфинкеля, и то, как эти дополнения были использованы в работах других этнометодологов. Показано, что хотя ни один из этих проектов не был в полной мере реализован, вместе они сформировали концепцию исследования визуального в этнометодологии. Эта концепция, во-первых, основывается на идее Гарфинкеля о наблюдаемости, а во-вторых, предполагает возможность изучать восприятие как практическое социальное достижение, укорененное в локальных контекстах взаимодействия. |
|
233–279
|
В статье формулируются основания программы этнометодологических исследований видеоигр. Ядром этой программы выступает понятие феноменального поля, которое позволяет очертить ряд тем, принципиально важных для изучения реального опыта игроков, а именно: феноменальное поле игрока, феномены виртуального мира, феномены интерфейса, феномены повседневного мира, фигура и фон феноменального поля, проекции. В основе данной программы лежат эмпирические исследования, предполагающие детальное описание игровых действий и пошаговый анализ их последовательностей. Проблематика феноменального поля в игровой практике раскрывается путем анализа трех распространенных типов ситуаций, с которыми сталкиваются игроки. Первый тип ситуаций связан с координацией действий игроков в сетевых многопользовательских играх и ролью вербальной коммуникации в этой координации. На материале нескольких эпизодов из игр показывается, какое значение для организации феноменального поля игрока имеют другие игроки. Второй тип ситуаций касается взаимодействия игрока и интерфейса. Анализ игры за двух различных персонажей внутри одной игры обнаруживает, как может отличаться работа с интерфейсом в зависимости от специфики персонажей и деталей ситуации. Третий тип ситуаций связан с проблематикой согласования игровых действий в физическом и виртуальных мирах. Соответствующий анализ демонстрирует, каким образом игрок может переключаться между тремя разными типами объектов — объектами виртуального мира, игрового интерфейса и мира «по сю сторону монитора». На основе приведенных примеров показывается, что опирающаяся на детальный эмпирический анализ программа этнометодологических исследований позволяет раскрыть феноменологическую механику видеоигр. |
|
280–302
|
Данная статья представляет собой этнометодологическое исследование рэп-баттлов. Материалом для анализа явились видеозаписи баттлов, опубликованные на YouTube-канале площадки «Versus». В статье рэп-баттлы проанализированы в соответствии с принципами конверсационного анализа — в качестве системы обмена высказываниями. Рассмотрены некоторые методы создания и воссоздания порядка рэп-баттла, под которым автор имеет в виду не следование формальным правилам, а ситуативное достижение участников ситуации. Основное внимание уделено механизмам восстановления порядка в ситуациях возникновения сбоя: тишины, перебивания и наложения реплик. Приведены примеры восстановления порядка как со стороны баттл-рэперов, так и со стороны других участников ситуации: организатора, судей и публики. Выделены сходства и различия в методах воссоздания порядка в рэп-баттлах и повседневных разговорах. Баттлы также проанализированы в качестве формы институционального взаимодействия, имеющей свои особые черты. Анализ показывает, как рефлексивность порядка взаимодействия делает возможным институциональное взаимодействие без точного следования правилам в связи с тем, что формальные правила ситуации могут быть временно изменены в зависимости от ситуации. Полученные результаты могут оказаться полезны для дальнейших этнометодологических исследований взаимодействия с публикой, иных форм институционального взаимодействия, а также для исследования повседневных разговоров. |
Ханна Арендт: новое начало
|
303–318
|
Настоящая статья посвящена критическому анализу эпистемических, моральных, социальных и политических аспектов арендтовской интерпретации сократического метода. В своих ранних (1954) и поздних (1974) лекциях о Сократе Арендт изображает его мыслителем, преодолевающим разрыв между созерцательной жизнью философа и жизнью активного гражданина. Сократическому дружескому диалогу равноправных мнений Арендт противопоставляет платоновский монолог учителя, доносящего истину до своих учеников. Несмотря на существенные аргументационные пробелы, возникающие в рамках предложенной ею оппозиции, последняя оказывается продуктивной в качестве философского лейтмотива, связывающего лекции Арендт с ее центральными работами — «Ситуация человека», «О революции» и «Эйхман в Иерусалиме». Созданный образ Сократа Арендт использует в качестве аргумента при рассмотрении вопроса о публичной роли мнения об отличительных особенностях внутреннего диалога, а также о связи между мышлением и действием. Не давая прямого ответа на вопрос о пользе действий Сократа для Афин и в целом скептически оценивая возможность мыслителей повлиять на общественную жизнь, Арендт тем не менее приводит убедительные аргументы в защиту необходимости сократовского метода в ситуациях кризиса традиционных ценностей. Сделанные ею выводы позволяют нам использовать ее интерпретацию в современных дискуссиях о консерватизме, о пересмотре различий между частным и общественным, а также о публичной роли индивидуального мнения в свете распространения новых форм коммуникации. |
Русская Атлантида
|
319–326
|
Цель статьи — введение в научный оборот неопубликованного исследования историка, социолога, методолога науки Николая Ивановича Кареева (1850–1931) — его работы «Общая методология гуманитарных наук». Она была написана в «закатный период» творчества ученого (в 1922 году) и не издана в силу цензурных ограничений. Работа резюмирует методологические изыскания ученого. Историографически «Общая методология…» сохраняет некоторую преемственность с курсом «Методология истории» А. С. Лаппо-Данилевского, прочитанного в Петроградском университете. Указанный курс после смерти лектора в 1919 году планировалось передать Н. И. Карееву. Однако, несмотря на преемственность, книга Кареева оригинальна и написана во многом с других философских позиций. Подготовленная к печати работа хранится в личном фонде Н. И. Кареева в Отделе рукописей Российской государственной библиотеки (НИОР РГБ). Предлагаемая статья состоит из вступительного авторского комментария и публикации отрывка «Общей методологии…» — второй главы, которая называется «Логические предпосылки всякой методологии». В ней ученый охарактеризовал логику как условие всякой методологии, рассматривал существующие методы познания: индуктивный, дедуктивный, сравнительный, исторический; рассуждал о научных законах и их классификации; подробно останавливался на видах умозаключений и силлогизмов, а также на распространенных ошибках. В этой главе Кареев касался не только основ логики, но и теории аргументации и теории доказательств. Он сформулировал признаки научного знания: проверяемость, систематичность, полнота (целостность). Текст главы восстанавливается по черновой рукописи Кареева — автографу с пометами ученого (зачеркиваниями, подчеркиваниями, вставками на полях). Документы публикуются по современным правилам орфографии. Пунктуация, стилистические особенности, подчеркивания в тексте сохранены в целях аутентичной передачи источника. |
|
327–365
|
Целью статьи является введение в научный оборот отрывка из неопубликованной книги историка, социолога, методолога науки Николая Ивановича Кареева (1850–1931) «Общая методология гуманитарных наук». Она была написана в «закатный период» творчества ученого (в 1922 г.), не была издана в силу цензурных ограничений и является работой, резюмирующей творческое наследие ученого (в части его методологических изысканий). В исследовании Н. И. Кареев очертил сферу гуманитарного знания; обосновал как проблему существование единого исследовательского поля гуманитарных наук и оговорил принципы их взаимосвязей; поставил как исследовательскую задачу необходимость выработки единой, общей методологии для научного исследования; обосновал положение и методологический инструментарий истории в системе гуманитарных наук. Публикуемый отрывок представляет собой вторую главу «Общей методологии…» и называется «Логические предпосылки всякой методологии». Это самая «формальная» и наиболее «школьная» глава в книге Н. И. Кареева. Логика выступает для Н. И. Кареева условием всякой методологии. Он подробно рассматривал существующие методы познания: индуктивный, дедуктивный, сравнительный, исторический; рассуждал о научных законах и их классификации; подробно останавливался на видах умозаключений и силлогизмов, а также на распространенных ошибках. В главе Н. И. Кареев касался не только основ логики, но и теории аргументации и теории доказательств. Он формулировал признаки научного знания: проверяемость, систематичность, полнота (целостность). Ученый был убежден, что без логики невозможно научное познание, строгость и доказательность научного знания. Однако реальность и политическая целесообразность эпохи диктовала другое: место логики занимала идеология. Идеи, высказанные Н. И. Кареевым в «Общей методологии гуманитарных наук» несут отчетливое влияние позитивизма. Данью неокантианству звучат утверждения Н. И. Кареева об отличии (специфике) гуманитарных наук по методу исследования. Таким образом, Н. И. Кареев стремился сформулировать общенаучную методологию, частным случаем которой является «методология гуманитарных наук». |
Обзоры
|
366–394
|
Исследования Интернета (Internet Studies) — междисциплинарное и мультидисциплинарное поле фундаментальных и прикладных исследований, объединяющее различные научные дисциплины, общим объектом исследования которых является Интернет. В настоящей обзорной статье дается определение области интернет-исследований, описание структуры ее предметной области как части социальных наук и анализируется тематический репертуар области, включая исследовательскую проблематику отдельных направлений. Более подробно проанализированы направления исследований Интернета, связанные с классической социологической проблематикой: неравенство, онлайн-сообщества и социальный капитал; а также темы исследований, связанные с изучением трансформаций в различных сферах общества: политике, общественном здоровье и медицине, образовании. Кратко описаны два основных теоретических подхода, в рамках которых происходит осмысление влияния Интернета на общество (концепция сетевого общества и критическая теория общества), и основные методы интернет-исследований. Авторы приходят к выводу, что существующие направления интернет-исследований имеют множество пересечений друг с другом и на их пересечении открывается перспектива более полного изучения механизмов, которые опосредуют социальные изменения, связанные с Интернетом, и объединяют онлайн- и офлайн-социальность в единое пространство. |
Социологическое образование
|
395–408
|
Социологическая концепция Дж. Деланти анализируется в статье в контексте развития современной социальной теории и исторической социологии. Историю Европы Деланти прослеживает на фоне межцивилизационного взаимодействия, в ходе которого европейские общества испытывали влияние возрожденного античного наследия и различных религиозных традиций. Британский социолог анализирует процесс становления нации-государства, но в то же время выделяет в европейском обществе черты космополитизма, ставшие более заметными к концу XIX столетия. «Краткий хх век» рассматривается Деланти с точки зрения столкновения соперничавших проектов модерна. Период после 1989 года определяется им как новый этап европейской истории, который отличает развитие «постнационального» измерения модерна. Вместе с тем Деланти отмечает усиление кризисных тенденций в процессе европейской интеграции. Такие тенденции выступают выражением противоречий, которые характерны для модерна, в частности между капитализмом и демократией. В ряде работ социолога продемонстрированы возможности использования его теоретического подхода для анализа неевропейских обществ, в том числе стран Латинской Америки, в которых модерн развивался в соответствии с собственной цивилизационной и региональной логикой. С точки зрения авторов статьи, концепция Деланти представляет интерес для сравнительно-исторических исследований социальных процессов, происходивших в российском обществе. |
Размышления над книгой
|
409–427
|
В книге Ника Коулдри и Андреаса Хеппа «Медийное конструирование реальности», изданной «Polity Press», предпринята попытка пересмотра классики социальной теории, а именно феноменологии П. Бергера и Т. Лукмана. Спустя полвека после выхода «Социального конструирования реальности» два известных медиаисследователя вновь задают вопросы о том, как создается и познается социальный мир — глубоко медиатизированный мир, где социальное все больше укореняется в технологической инфраструктуре цифровых коммуникаций. Всепроникающая медиатизация социальной жизни трансформирует все ее сегменты как на микро-, так и на макроуровне. Алгоритмы социальных медиа и других компьютерных систем квантифицируют и автоматизируют социальные процессы, прежде имевшие качественный характер. Формирование личной и коллективной идентичности, динамика организаций и социальный порядок в целом испытывают беспрецедентное давление «медиамультиверса». Для понимания такого мира социальная теория должна осуществить ревизию своих подходов и базовых понятий. По мнению авторов, классическая оптика Бергера и Лукмана здесь не вполне пригодна. Коулдри и Хепп развивают материалистическую феноменологию, акцентирующую роль медиатехнологий в построении социального мира. При этом сам социальный мир они рассматривают как сложную сеть фигураций, используя и адаптируя идеи Норберта Элиаса. Их работа имеет выраженный критический характер: авторов тревожит, что относительная автономия социальной жизни начинает подчиняться императивам технологических систем, обусловленным коммерческими интересами их разработчиков. Приходит время, когда социальное не конструируется в повседневных человеческих взаимодействиях, а производится посредством различных медиаплатформ. Эти платформы — теперь наш доступ к социальному миру и его пространство. Так наступил ли конец социального конструирования реальности? А вместе с ним и социального конструкционизма? |
Рецензии
|
428–435
|
Schluchter W. (2016). Max Webers späte Soziologie. Tübingen: Mohr Siebeck. 349 S. ISBN 978-3-16-153383-9 |
|
436–439
|
Рецензия: Светлана Сидорова (ред.). Движение и пространство: парадигма мобильности и поиски смыслов за пределами статичности (Москва: Восточная литература, 2015) |
Научная жизнь
|